Полмира захватила,
мог быть плохой исход…
Но для фашиста мина:
«не знал ты наш народ».
Они не примут участь,
не припадут к ногам.
Их мужеству не учат -
бьет ярости фонтан.
Превозмогая слабость,
превозмогая боль…
Нашли они чрез гадость
дорогу – путь домой.
Пока чуть в отдалении
шли страшные бои…
Пустили, да, посмели
по льду грузовики.
Не зажигая фары,
в морозы и пургу…
Переправляли кары,
продукты, детвору.
Но план был рассекречен
и немцы тут как тут.
Снижая свои верхи -
им преграждают путь.
Удар шел за ударом,
разбрасывая лед.
Снаряд попал по кару -
под лед ушел капот.
Обоз прошел уж мимо,
и сжалось все в груди.
Машины и не видно…
лишь детский крик вдали.
Водители торопятся,
прощаясь всякий раз.
«Нельзя, не остановимся»:
таков у них приказ.
И с каждой переправой
слабеет, тает лед…
На риск идут солдаты,
спасая свой народ.
Пусть не были в окопах,
не шли в открытый бой…
У них своя работа:
«своих не дать в убой».
Птица!
«Папа, папа, пух клубами -
мы взлетели от земли.
Мы парим над облаками,
в белой птице мы летим».
«Вижу, вижу, дорогая,
тебе нравится полет?
Скоро мы прибудем к маме -
будешь есть ее пирог».
«Это круто, папа, правда -
так красиво свысока.
Домики большие – малы,
человечки, как блоха.
Тут так здорово внутри -
нам тепло, удобно.
Только, папа, посмотри -
там бликнуло что-то».
«Может солнышко стекла
лучиком коснулось?
Или зайчиков – сюда,
чтоб ты улыбнулась?».
«Это точно не лучи
и не солнца салки.
Что-то серое вдали…
с ним большие палки».
«Где? Похоже, самолет -
точь-в-точь наша птица.
Приглядись к нему, авось
увидишь чьи-то лица».
«Лиц там нет, а может, есть,
трудно – единицы…
Видеть трудно – цветов смесь
у палок этой птицы.
Ближе, ближе все она…
па, закрой газету.
Посмотри, она стрела…
терпеть уж мочи нету».
«Дорогая, ты права,
если приглядеться…
То получится стрела -
ракета. Куда деться?».
Столкновение, удар…
тишина в салоне.
Смолкли смех и голоса,
ушли все поневоле.
Может, был удар второй,
третий и четвертый…
Главный тот, что в миг все смел,
лишив всех кислорода.
Красивый белый самолет,
паривший над землею…
Спикировал же к ней и все -
взорвался где-то в поле.
Не долетев совсем чуть-чуть -
он распрощался с миром.
Забрав с собой и весь же люд,
что в нем летел же «с миром».
Почти три сотни человек
в тот день закрыли веки.
И больше не откроют в век,
где жизнь равна копейке.
Обманутая птица…
Обманутая птица
хочет разбиться.
На землю стремится
о камни убиться.
Ей больно, обидно,
не видать ей свободы.
Под небо, как видно,
сгорает о звезды.
Обманутая птица
хочет разбиться.
На землю стремится
о камни убиться.
Металл не прошел
мимо маленькой крохи.
И в сердце вошел,
сбивая той вдохи.
Обманутая птица
хочет разбиться.
На землю стремится
о камни убиться.
Волна поглотила
то бренное тело.
На дно утащила
и небо серело.
Обманутая птица
хочет разбиться.
На землю стремится
о камни убиться.
Ей больно, обидно
растворяться в пучине.
С ножом и не видно -
ей гибнуть в из… мине.
Кома (Зима)
«А я хочу… хочу же жить,
хочу же ощущать тепло.
Хочу вновь чувствовать, любить,
дарить и принимать свое.
Хочу вернуться в свою сказку
без грязи фальши безо лжи.
В тот чистый мир без перекраски,
где смрада нет, есть только жизнь.
Мне надоел искусст-ный пластик,
что раздражает мне лицо.
К притворству подобрать бы ластик -
улыбку, блеск им снять с него.
Я не могу жить в этих рамках,
что выстроил весь этот мир.
И не хочу выполнять правил
запрограммированных им.
Прорвать бы тяжкие преграды,
покинуть бренное чело…».
Да все не так-то просто, жалко -
мечтаний время прервано.
Тяжелый выдох, следом вдох,
дрожанье век, вновь шорох…
И трепет пульса, сердца сток
и легкий хрип меж створок.
Глаза распах… закрылись вдруг -
причиной свет же вспышкой.
Откры-закрылись вновь – испуг,