Марков дипломатично пропустил фразу мимо ушей, зато Натача среагировала довольно эмоционально:
— Ты что, подруга, хочешь сказать, что русские — не цивилизованы? — и она икнула.
— Ну, не то чтобы вовсе. Кое-какие достижения цивилизации проникли и к ним, в смысле — к вам… С Запада!
— Хелена! — попытался остановить я её словесный поток.
— Али! А что такое? У тебя, что ли, были в роду русские? Чего тебя это волнует?
— Ты не договорила! — с нажимом сказала Натача. Сидевшая рядом Роксана трясла её за руку. Корасон чуток отодвинула стул, чтобы быстро встать.
— А-а-а! О чём это я? — на сознание Хелены, похоже, опускался туман. — Так вот! Цивилизация пришла к славянам с Запада. А славяне сопротивлялись этому как могли. Они до сих пор сохранили у себя даже языческие обряды. В обыденной жизни они не признают закона. То, что в цивилизованном мире считается отвратительным, для них — доблесть. Типичный герой русского писателя Достоевского был кто? Какие его мучили проблемы? Он непостоянен в цели жизни. Потому что у него её просто нет. Его рабская душонка, привыкшая пресмыкаться перед хозяином, не может понять сути свободы. "Я — свободен?" — спрашивает герой Достоевского. "Значит, я могу убить?" И он убивает. Его интеллекта не хватает, чтобы понять предназначение свободы и божественное предназначение Человека.
— Погоди! Чего ты полезла в эту древность? А современная, а марсианская русскоязычная литература?
— Не-е-ет! Марсианская русскоязычная литература и литература русских колоний — это уже не то… Это есть гибрид с протестантской философией и этикой. Ханжествующая элита считает настоящей русской литературой только ту, традиционную, а эту, новую, не признаёт. И "низы", в своём большинстве, тоже. Какой отсюда напрашивается вывод?
Хелена качнулась и выдернула свою руку с бокалом, которую пыталась остановить Зульфия.
— Пусти меня! Что ты меня, как ребёнка опекаешь? — и она сделала очередной крупный глоток.
Натача проделала то же самое. Они и впрямь соревновались, кто кого пересилит. При этом они не закусывали.
— Слушай, детка! Ты хоть поняла то, что сказала? — Натача резко поставила бокал на стол, чуть не сломав ножку.
Хелена махнула рукой, будто прогоняла муху.
— Так вот, дорогая моя! Если ты только сильна в клас-с-сичес-с-ской русской литературе… Типичный герой, вызывающий сочувствие у русских, это эмоционально неуравновешенный тип. Идеально, — это если он ещё и напивается, как свинья. И от собственной глупости попадает в переделки и мучается от этого. Ой, как он мучается!.. Но во всём, что с ним происходит, винит окружающих, за что и карает их. Он же жаждет справедливости… При этом он ещё и философствует! Вот так, милочка! Ему мало убить человека, он под это подводит философскую базу. Это просто дикари! Все дикари… О какой цивилизации может идти речь?
— Ладно, девочки! Брэйк! На сегодня хватит философии и политики. Мы уходим! — скомандовал я.
Все мои жёны встали и направились к выходу. Натача протиснулась к Хелене.
— Ты зря это сказала, — прошипела она.
В следующий момент они уже сцепились как две кошки. А через мгновение я уже был рядом. Мне никогда до этого не приходилось бить своих жён. Ну, разве что во время тренировки, в качестве спарринг-партнёра. А здесь я просто вышел из себя и не проявил должной осторожности. Натача меня весьма ощутимо ударила локтем в солнечное сплетение, Хелена — коленкой под ребро. После этого они продолжили свои разборки. Остальные мои жёны стояли в недоумении по сторонам и ничего не предпринимали. Одна только Корасон попыталась их разнять.
Я потратил несколько драгоценных секунд на восстановление дыхания. За это время Натача разбила Хелене бровь, а та ей — губу. Удивительно, что они ещё ничего друг дружке не сломали. Я выхватил пистолет и подал в ствол холостой патрон.
— Стоять! — заорал я и выстрелил вверх. — Кто шевельнётся — стреляю на поражение!
Мои жёны замерли и неохотно разошлись.
— Вы! Обе! Пятнадцать суток строгого ареста! Корасон! Отбери оружие!
Я, наверное, был похож на кипящий чайник. Хафиза меня успокаивала и вообще — была необычайно мягкой.
Машину вела Эллида. Натача сидела на переднем сидении салона, лицом ко мне, и всю дорогу глядела в окно. Хелена — на том же сидении, но между ними были Корасон, Габэ и Изабель. Хелена тоже была занята рассматриванием ночных огней снаружи. Иногда на неё что-то находило и она промакивала глаза платком, очень осторожно, чтобы не размазать тушь и тени. Иногда она трогала разбитую бровь. Мне не терпелось обеих скандалисток пропесочить, но Хафиза мягко отвлекала меня.