Я присмотрелся к Олегу — кроме очков, на его голове не было ничего. А вот очки…
— Слушай! Где у тебя телефон? — спросил я.
— Как это где? Вот! — он поправил очки. — А разве у вас таких нет? Мне казалось, что все твои жёны…
— Нет! У них обычные солнцезащитные.
Марков аж подпрыгнул. Я представил, как он считает в уме свои комиссионные.
— Как же так? Это же очень удобно! У нас ком-очки используют так давно, что даже… — он пожал плечами. — Даже странно…
Я шлёпнул себя по лбу.
— Это же надо! А я считал, что у тебя нарушено зрение!
Мы рассмеялись. Марков тем временем впал в глубокую задумчивость.
— Али! Если вы не пользуетесь ком-очками, то это значит… что…
— Значит что…? — повторил я.
— Значит, что нам с тобой надо поговорить, — закончил он.
— Так в чём проблема?
— Не здесь! — он огляделся.
— Ты хочешь мне продать партию этих ком-очков?
— Это само собой. И ещё кое-что. Это гораздо дороже, но я уверен, что ты не откажешься.
Я пожал плечами.
— Ну ладно. Тогда возвращаемся!
Мы уже направились к выходу, когда к нам подошёл какой-то тип. Вид у него был… ну, как бы это точнее сказать… прямо, как у сутенёра. В конце концов, он им и оказался.
— Господа! Не желаете ли девочек? На любой, самый изысканный вкус.
Он, кажется, собирался меня удивить. Я пренебрежительно фыркнул.
— У меня своих хватает. На любой вкус.
Он нахмурился и ржаво заскрипел единственной извилиной.
— А ты знаешь, что это моя территория? — его голос из подобострастного моментально стал грубым.
— Меня это не волнует, — буркнул я.
— А ну, стой! Давай разберёмся! — он загородил мне дорогу, а от входа к нам двинулись ещё два здоровенных бугая. Охранник ресторана, показавшийся было из зала, нырнул за ближайшую колонну.
У меня не было желания с этими придурками объясняться, и я молча вынул пистолет. Это была ошибка, поскольку бугаи тоже выхватили пистолеты.
— Стойте, стойте, господа! — заорал Марков, размахивая руками над головой. — Это недоразумение!
— Бросай пушку! — скомандовал сутенёр.
Я решил потянуть время и, как оказалось, не зря.
— Руки вверх! Не двигаться! — я чуть не прослезился от этого родного, милого голоса.
Натача уже забирала пистолет у одного верзилы, а другого разоружила Изабель. Мои жёны, все четырнадцать, вооружённые до зубов, в армейских ботинках и в полевом камуфляже, заполнили вестибюль ресторана. Корасон, со своим любимым пулемётом на ремне, подошла ко мне.
— Эй! А почему он не бросает свой пистолет? — возмутился сутенёр.
— Потому, что это мой муж, — с улыбкой ответила Корасон и наклонилась, чтобы поцеловать меня.
— Извините, а нельзя ли…? — жалобно проблеял этот мужик.
Я посмотрел на него и рассмеялся. Конечно, это была случайность, но ствол пулемёта оказался прямо у него под носом. Отверстие, в которое спокойно можно засунуть указательный палец, произвело на него неизгладимое впечатление.
Тем временем двух громил развернули лицом к стене. Со спины они выглядели как милые, добродушные ребята, мягкие и пушистые, и даже не пытались сопротивляться. Натача подошла ко мне и тоже поцеловала.
— С тобой всё в порядке, дорогой?
— Благодаря вам — да, — ответил я. — Вы как здесь оказались?
— Мне показалось, что тебе понадобится наша поддержка.
— Ты, как всегда, оказалась права, моя лапочка, — я обнял её. Просвечивающий через слой грима синяк и припухшая губа придавали старшей жене вид агрессивной задиры.
— И ты не сердишься, что я нарушила режим ареста?
— Конечно, нет, моя радость.
— И на меня тоже не сердишься? — спросила оказавшаяся здесь же Хелена. Над бровью у неё белел пластырь, а волосы были огненно-рыжего цвета.
Она поцеловала меня в губы, а мой противник стоял рядом с разинутым ртом.
— Это что за б… баб… женщины?
— Это мои жёны, — ответил я, отпустив Хелену и целуясь с Назирой.
Подошла Изабель. Поцеловав меня, она развернулась к сутенёру и, глядя ему в глаза, пошевелила в воздухе своим очередным обоюдоострым шедевром. Мужик подождал, пока она отойдёт, и осторожно выдохнул. Он прижал ко рту ладонь и сочувственно произнёс:
— Я… молчу…
В этот момент раздалось:
— Всем стоять! Оружие на пол!
В вестибюль вбежало шесть полисменов. Они замерли, огляделись, а через пару секунд с грохотом уронили на пол свои пистолеты и подняли руки. Старший этой группы, капитан, единственный остался стоять с пистолетом, но он боялся направить его на кого-либо. Я услышал только громкое перешёптывание, как в театре, которое слышно даже на галёрке: