— Этот информатор — я.
Он глядит на меня во все глаза.
— Что? Как?
— Я выкрала у «Перемотки», а точнее у мамы, закрытую информацию и передала ее той журналистке. Убив ее, они все забрали. Я все это сняла. Если сумею выбраться, то покончу с ними.
Джекс закрывает глаза и делает глубокий вдох.
— А Молли? Они похитили ее, чтобы…
— Шантажировать меня. Хотят вернуть все материалы. Похоже, это сработало. — Перевожу дыхание, чтобы успокоить нервы. — Мы все умрем, да?
— Нет! — Он почти убедил меня. — Нет.
— Джекс…
— Послушай, прости меня за все, что я сделал, но я старался как лучше.
— Что ты…
— Думаешь, я не понимаю, к чему ты ведешь? — Чуть прищурившись, Джекс гладит меня по щеке. — С каждым годом моя любовь к вам с мамой растет и крепнет. С каждым годом я все чаще замечаю, как нелегко тебе приходится. С каждым годом я все больше себя виню.
— С каждым годом, — шепчу я, и воспоминания переносят меня в день рождения отца.
Я счищала остатки торта в мусорное ведро, где валялся нераспечатанный конверт. На нем красовалась золотая буква «М», то есть Монтгомери. Отец так его и не открыл, потому что знал, кто был отправителем — любовник моей мамы. Что он нам слал? Открытку? Деньги? Ведь его брат был повинен в смерти мамы, и все сошло ему с рук.
— Ты в порядке? — беспокоится Джекс.
— Да… Столько всего в голове не укладывается.
— Ты сможешь простить меня за все, что я натворил?
Сглатываю ком в горле.
Отчим безмолвно ждет.
— Это будет очень нелегко. — Он совсем падает духом. — Но ты вырастил меня. Как бы мне хотелось, чтобы ты поступил по-другому.
Его нижняя губа мелко подрагивает.
— И мне. Лара, делай все, что они скажут, тогда нас, может, и выпустят. И каждый получит второй шанс.
В этом я сомневаюсь, однако всей душой надеюсь.
Дверь в комнату распахивается, и входит Рекс. С последней нашей встречи его внешность претерпела некоторые изменения. Половину лица негодяя пересекает свежий на вид шрам.
Злобно фыркаю.
— Кто это тебя так разукрасил?
— Ты.
— Думаю, такое я бы не забыла, — нахмурившись, отзываюсь я, пусть даже есть вероятность, что память мне изменяет.
Рекс наклоняется с недоброй улыбкой, от которой у меня мороз по коже.
— Скоро вспомнишь. Это лишний раз подтверждает, что наши планы увенчались успехом. Именно тебя все эти годы искала Миранда. Какая ирония.
Никак не пойму, о чем это он. О маминой работе, что ли?
— Прости, дорогуша. Нет времени объяснять. Тебя ждет процедурная.
— Рекс! — Джекс таращится на брата с широко распахнутыми глазами. — Ты ведь говорил, что отпустишь ее, как только получишь то, что вам принадлежит.
— Планы поменялись. — Рекс дает знак своим головорезам; те хватают меня за руки, силой заставляя встать.
— Отпусти ее! — выкрикивает отчим.
Всю дорогу я сопротивляюсь и пинаюсь ногами.
— Пустите! — Я пытаюсь высвободить руки, бешено верчу головой. Делаю все, что в моих силах.
Несмотря на протесты, меня волокут по длинному коридору к стерильной комнате. В центре стоит высокое кожаное кресло, немного смахивающее на стоматологическое, но с отверстием в подголовнике. Меня швыряют на кресло и силой удерживают на месте, пристегивая к нему наручниками.
Я кричу, брыкаюсь и даже умудряюсь укусить одного за ухо.
— А-а-ай! — Он резко бьет меня в челюсть.
— Хватит!
Головорезы вытягиваются по струнке, и мне удается перевести дыхание. Это Патрисия Джеймс в своем синем дорогом костюме. Ее безукоризненная прическа уложена волосок к волоску. Прямо-таки идеальный образ сильного и энергичного политика из Вашингтона.
Она изучает меня. Никогда прежде не встречала такой явной бесцеремонности — с другой стороны, мне и похищенной быть не доводилось.
— Неужели ты забыла, что Молли у нас?
С трудом сглатываю. Отчасти так и есть.
— Что вам нужно? — стиснув зубы, цежу я.
— Орудие. Путешественник во времени. Человек, который добудет для меня все, что угодно, чтобы изменить эту жалкую страну к лучшему. И судя по больничным снимкам… — От ее ухмылки у меня по телу бегут мурашки. — Это ты.
Глубоко вздыхаю. Внутри меня всю трясет.
— Ты все равно можешь умереть, но только так ты сумеешь спасти Молли, Джекса и свою маму. Это понятно? — Она скрещивает на груди руки, точно учитель, который ждет, когда я сдам домашнее задание.
Под ее пронизывающим взглядом я киваю, но в голове скрипят шестеренки. Я должна найти другой выход.