Потом остановился вдруг, побледнел, закачался и страшным голосом закричал:
– Где Прокопчук? Подать сюда сию минуту Прокопчука.
Тут, конечно, подбегает Прокопчук, очень взволнованный, и руками делает вопросительные знаки: в чем, мол, дело и почему такие страшные крики?
А председатель его прямо за шиворот хватает и носом в вырытую ямку тычет.
– Отвечай, – кричит он Прокопчуку страшным голосом, – отвечай, что ты в данной ямке видишь? Я в вашем районе второй месяц, я ваших порядков не знаю. Отвечай немедленно, товарищ Прокопчук, где такое правило напечатано, чтобы над одной готовой мостовой другую возводить?
Услышав эту интересную информацию, все трудящиеся ахнули, бросились к своим ямкам и видят: действительно вырисовывается под засохшей грязью хорошая булыжная мостовая.
Тут вылезают из своих домов местные старожилы и немедленно вспоминают, что да, действительно, лет тому назад пять-шесть был проспект Красных кооператоров при огромном стечении народа замощен чудным булыжником. Потом мостовую, конечно, занесло грязью, и они о мостовой забыли. А теперь, когда отрыли мостовую, они, старожилы, припоминают, что да, действительно, была мостовая.
– Это я сейчас и без вас вижу, что была мостовая, – кричит Василий Васильевич, а на самом и лица нет. – Ты скажи, товарищ Прокопчук, куда мне сейчас от сраму деваться? Над нами сейчас вся область смеяться будет, что мы поверх одной мостовой собирались еще одну возводить. Да еще оркестр музыку играл. Отвечай, товарищ Прокопчук, почему как заведующий коммунальным хозяйством не докладывал мне о старой мостовой?
Прокопчук по причине распухшего языка словами объясниться не может, а на бумажке карандашом пишет: дескать, ни в чем не виноват, ничего о мостовой не знал, так как в данном районе работаю всего третий месяц.
– А ты, Петр Афанасьевич, чего недосмотрел?! – начал тогда кричать председатель райисполкома на секретаря рика товарища Калинина. И что же? Оказывается, что и товарищ Калинин в районе недавно – всего четвертый месяц.
Что же касается остальных членов президиума рика, то они, конечно, в нашем городе давно работают, только вот они все последнее время за чертой города находятся, в разъездах: уполномоченными сидят в селах по разным кампаниям и в последний раз были в городе в самом начале посевной. Так что они может быть, и сказала бы о мостовой, если бы у них спросили. Да никто у них не спросил: далеко было ехать спрашивать.
Поволновался еще немножко Василий Васильевич, а потом вошел в норму и распорядился продолжать субботник. Тут снова заиграла музыка мазурку Венявского, трудящиеся и члены их семей с энтузиазмом взялись за лопаты и носилки, и к вечеру очень довольные граждане гуляли уже по чистенькой мостовой безо всякой опасности для жизни.
А на другой день является в рик секретарь Автодора Петька Седых, Ивана Петровича Седыха сын, и докладывает, что старожилы припоминают, будто и на Краснозачатьевской улице и на Сермяжной была когда-то мостовая. Ручаться старожилы не ручаются, но, помнится, как будто мостовая была.
Тут, конечно, быстрым манером организовали новый субботник. Опять музыка играла. Опять трудящиеся на бригады разбились и друг дружку на соревнование повызывали. Плюнули на ладошки и с энтузиазмом начали копать.
Час копают. Два копают. Нет мостовой. Уже обе улицы в дым разрыли, а мостовой все нет. Что делать? Пришлось с проспекта Красных кооператоров Заготовленный булыжник и щебень срочно перевозить на Краснозачатьевекую и Сермяжную и немедленно замащивать разрытое пространство. Это уже Петька такой выход нашел.
Так что теперь у нас в городе Незамайске уже целых три улицы мощеных.
А Петька Седых за обман рика, будто ему старожилы про мостовую сказывали, выговор получил. Обманул-таки, сукин сын. Только Петьку этот выговор вовсе не огорчил. Ходит, подлец, гордый. «Я, – говорит, – в интересах Автодора сознательно ото всей души на выговор пошел».
Чудак!
Секрет Иеремии Маламыги
Маламыга уезжал бесповоротно. И редактор окончательно пал духом.
Какого работника теряем, – прошептал он побелевшими губами и схватился за голову. – Не было и не будет никогда в нашей редакции такого блестящего и начитанного публициста, как Маламыга.
Сквозь открытую дверь виден был Маламыга в аккуратном пиджаке, сидевший за большим письменным столом. Стол был завален грудами нетленных произведений человеческой мысли. Сочинения Дидро и Рахилло, Бюхнера и Кай Юлия Цезаря, история Египта и учебник высшей математики для инженеров, Фарадей и Ефремин.
Иеремия Павлович Маламыга встал и закрыл дверь.