И вдруг, представьте себе, какая неприятность: появились в нашем агрогородке единоличники! Это на шестьдесят четвертом году Октября! Правда, немного – два человека. Супруги Дуголуковы, Николай Егорович и Антонина Ивановна. Кадровые колхозники! Бывшие комсомольцы чуть ли не с самого основания комсомола!
Были люди как люди. Трудились на совесть. Жили неплохо. Два сына – инженеры, дочь Антонина Николаевна – бывшая колхозная доярка, теперь – преподавательница английской литературы, профессор, три книги написала; два внука – лучшие механизаторы нашей Егоровки. И вдруг, когда уже все стали выдавать по потребностям, приходят эти старики Дуголуковы.
«Раз все по потребностям, – говорят, – давайте нам в личное пользование приусадебный участок (от них уже лет пятнадцать как все отказались в Егоровке), корову, двух лошадей, поросят, овечек, поскольку у нас возникла потребность обзавестись собственным, индивидуальным хозяйством».
Уже и соседи их отговаривали, и дети приехали, в ногах у своих стариков валялись, от сраму глаза на улицу казать боялись, да так ни с чем и уехали восвояси.
Уперлись старики, что те быки: желаем и все! Имеем такую потребность, общество от нашей потребности не обедняет. Значит, удовлетворяйте!
Мы к председателю: «Не иди, Иван Петрович, навстречу этой вспышке собственнических настроений, не срами Егоровку!»
А Иван Петрович только руками разводит: «Ничего не могу поделать. Не имею права не удовлетворять, раз всем полагается по потребностям»…
Удовлетворил.
Обзавелись Дуголуковы на старости лет индивидуальным огородом, коровником, конюшней, свинарником, день и ночь возятся со своим рогатым и безрогим скотом. Где только можно, раздобыли висячих и дверных замков, все у них на запоре. Во дворе будка, в будке собака Бобик. На огороде другая собака – Трезор. В комнатах сундуки, в сундуках – мануфактура. Набрали себе – благо бесплатно! – костюмов, шуб, плащей и платьев невпроворот. Принесут домой – и в сундук, под замок. А ходят в самой что ни на есть затрапезной одежонке.
Оно, конечно, товаров на всех хватает, а все же как-то неловко и перед гражданами из соседних населенных пунктов совсем неудобно.
Подсылали к Дуголуковым доктора-психиатра. Осмотрел он их, потолковал с ними и вывел диагноз: «Спазматический собственит». Такая, говорит, наблюдается довольно редкая болезнь переходного периода. Если в тяжелой форме, то довольно трудно поддается излечению; в данном, говорит, случае – случай довольно тяжелый.
Видим, дело почти безнадежное. Но, с другой стороны, сумасшествие у них не буйное, на людей не кидаются. Пускай живут как хотят.
И вдруг приходят они вчера к председателю, зовут его в гости. Удивился Иван Петрович, но пошел. Зачем, думает, связываться с не совсем нормальными людьми? Лучше, думает, я пойду. Вряд ли они на меня будут кидаться, поскольку они знают меня с самого детства. А я воспользуюсь моментом, снова потолкую с ними. Может быть, хоть в этот раз удастся убедить их не позорить свою старость частнособственнической деятельностью.
Приходит. Старуха угощает Ивана Петровича довольно невкусной пищей собственного изготовления (они и столовой общественной не пользовались). Иван Петрович ест и виду не подает, что невкусно. А сам свое думает: как бы ему похитрее перейти к разговору?
И вдруг подымается Николай Егорович и странно так ухмыляется.
«Ну вот! – думает Иван Петрович и, хотя не трусливого десятка, бледнеет, поскольку у него нет достаточного опыта в обращении с сумасшедшими. – Сейчас, – думает, – начнется у Николая Егоровича приступ болезни, и, возможно, потребуется применить силу к старику, который меня чуть ли не на руках в детстве носил».
А тем временем и Антонина Ивановна тоже в высшей степени странно заулыбалась и тоже поднимается из-за стола, а в руках у нее нож: она хлеб нарезала для второго блюда.
«Срам-то какой! – думает тем временем Иван Петрович и понемножечку пятится к окошку. – Со стариками драться! Поножовщина в Егоровке! Впервые за последние десятилетия!!!»