Здесь не было забора и ворот, потому у Сергея даже не было причин задержаться у входа. Он лишь вдохнул полной грудью морозный воздух и скинул капюшон с головы. Он всегда входил сюда с непокрытой головой. Все восемнадцать месяцев.
Вероятно, здесь кого-то недавно похоронили, потому что на дорожке грязь смешалась с глиной, натасканной сюда ногами тех, кто рыл могилу и провожал усопшего в последний путь.
Сергей не понимал, почему ее решили похоронить здесь. Это место у села Мохово совсем не подходило маленькой девочке. Впрочем, маленькой девочке не подходило никакое кладбище. И если бы не он, ее бы здесь и не было. Она бы играла сейчас в куклы, ходила с мамой в кино или кафе... От этой мысли он споткнулся. Только не в кафе и не в 16:15. Несколько секунд ушло на то, чтобы заставить себя сделать следующий шаг, а потом он споткнулся во второй раз.
Неделю назад здесь еще стоял простой деревянный крест с табличкой. Сегодня же с черного мраморного памятника на него смотрела она. Клюквина Марина Дмитриевна. Два хвостика. Один чуть выше другого. Точно такие же хвостики были у нее тогда. А еще здесь она улыбалась. Он уже видел эту улыбку на десятках фотографий в соцсетях ее родителей, которые он с упорством помешанного просматривал часами. Впрочем, он и был помешанным.
Он заступил на дежурство за полчаса до случившегося. Клюквиной Марине не повезло в тот день. Причем дважды. Сначала потому, что в кафе торгового центра вошел дерганый молодой человек (лет шестнадцати-восемнадцати, по словам свидетелей, и двадцати одного, по данным полицейского отчета). Он крутился между столиками и не реагировал на вежливые вопросы администратора, чем привлек внимание Сергея, проходившего мимо кафе. Охране торгового центра полагались лишь резиновые дубинки, но в тот момент Сергея не смутило такое скудное вооружение. Он не собирался воевать. Он собирался всего лишь попросить подростка покинуть кафе, поскольку посетители начали проявлять беспокойство. Так женщина с мальчиком лет пяти, вошедшая в кафе после подростка, решительно развернулась к выходу, и Сергею пришлось пропустить их, прежде чем войти самому. За последние месяцы он сотни раз спрашивал себя: почему же Клюквина Марина с мамой не вышли тогда же, до начала драмы? Наверное, потому, что беззаботно ели мороженое и о чем-то разговаривали.
Дерганый подросток обернулся к дверям и увидел Сергея. Сперва он торопливо шагнул в сторону, а потом вдруг что-то в его лице изменилось, и он выхватил из сумки пистолет. Сергей растерянно замер, понимая, что оружие не похоже на бутафорское. Щелчок снятого предохранителя подтвердил худшие опасения. Где-то тоненько завизжала женщина.
— Всем заткнуться! — рявкнул подросток, и наступила тишина.
Сергей сглотнул и сделал осторожный шаг вперед, выставляя перед собой ладони:
— Эй, парень! Все хорошо. Убери это.
— Еще шаг, и я выстрелю.
Сергей не был психологом, он не проходил подготовки по ведению переговоров, боевое оружие держал лишь в армии. Он, черт побери, был просто охранником в торговом центре.
— Ладно, я стою, — пробормотал он и для верности сделал шаг назад.
— Рацию на пол положи и уходи, — нервно произнес парень, и его голос сорвался на фальцет.
Сергей отстраненно подумал, что это плохой знак. А еще он подумал, что не может уйти, хотя все внутренности скрутило узлом от страха. Его взгляд скользнул по четырем занятым столикам. Пожилая пара — женщина нервно обмахивалась салфеткой, а мужчина замер с нелепо раскрытым ртом. Три девушки у окна, глядящие со смесью ужаса и любопытства, все еще не решившие, всерьез ли это или просто дурацкая шутка. Беременная женщина со спутником и девочка с мамой.
Сергей медленно отстегнул рацию и положил ее на пол, туда же отправилась дубинка. Осторожно выпрямившись, он посмотрел на подрагивавшее дуло, направленное ему ровно в середину груди, еще раз сглотнул, чувствуя, как капля пота спускается по позвоночнику, неприятно щекоча кожу, и стараясь говорить как можно спокойнее, произнес:
— Я уйду. С удовольствием. Только давай сначала просто поговорим.
Он не умел вести переговоры. Клюквиной Марине не повезло во второй раз.
А дальше начались самые долгие семь минут в жизни Сергея. Оказалось, что психованный подросток не хочет ничего. Точнее ничего внятного. То ему нужна была машина, притом именно белая митсубиши, то он требовал какую-то Ирку-дуру, которая уехала с "тем хмырем", то срывался на крик, то на шепот, и Сергею было очень сложно одновременно пытаться его расслышать, понять, чего же он хочет, и, главное, решить, что делать дальше. Психу он понравился. Настолько, что тот потребовал всех прочих отойти от двери. Прочие представляли собой шестерых охранников торгового центра, трое из которых были обременены лишним весом, однако отважно потели где-то там за спиной Сергея в широком коридоре. Они явно перебирали в уме детей и внуков, к которым могут сегодня не вернуться. У Сергея не было ни детей, ни внуков, потому отчасти он считал требование психа удалить остальных с линии огня вполне разумным. Не сказать, что сам Сергей мог похвастаться излишней храбростью. Однако в тот миг у него было ощущение нереальности происходящего: словно это лишь компьютерная игра, в которой можно сохраниться, а потом откатить эпизод назад и переиграть. Полиция все не ехала, хотя ему казалось, что прошла вечность. Лишь часы, отражавшиеся в зеркальной витрине в глубине кафе, отсчитывали время, высвечивая цифры справа налево.