Я старалась избегать епископа, но он выследил меня в крытой галерее. Он выпил сладкого винсанто, как будто это была вода, и, казалось, был довольно весел.
– Синьорина, – прогудел он, – Вы опять наша гостья!
– Это мой дом вдали от родного дома.
– Удобное общежитие, не так ли?
– Я не здесь живу, Eminenza. Я имела в виду не Санта-Катерина, а всю Флоренцию.
– Виопо. И вы долго собираетесь оставаться здесь?
– Трудно сказать. Я работаю на Soprintenderiza del opificio, – сказала, я, – и на доктора Касамассима.
– Город Флоренция у вас в долгу, синьорина. И коль скоро вы здесь, позвольте мне поблагодарить вас за возвращение этой… э… пропавшей книги.
– Не стоит благодарности. Я надеюсь, она вам понравилась.
– Не совсем. Качество рисунков очень плохое. Но скажите мне, вы видели статью в «Лa Nazione» о книге Аретино, которую продали в Лондоне? Почти четыреста миллионов лир. Удивительно.
– Извините, я пропустила эту статью.
– Я вырезал ее и послал мадре бадессе. Я уверен, она будет рада показать ее вам. Я велел ей внимательно следить, если подвернется что-нибудь такое.
– Я с удовольствием прочту ее.
– Я подумал о вас, когда впервые увидел ее, но этот экземпляр всплыл в Швейцарии. Возможно, он попал туда из Национальной библиотеки в Дрездене. Все это удивительно! Может существовать еще второй экземпляр, хотя, конечно же, он не принесет так много, как этот.
– Нет, ведь книга не будет уникальна.
– Может быть, вам налить стаканчик винсанто?
– Нет, спасибо, Eminenza, я должна идти.
– Хорошо, синьорина. Да ускорит ваш путь Господь. Мы у вас в долгу.
Празднование было шумным, как проходят все монастырские праздники, и я ускользнула незаметно, но я не пошла домой. Я села на седьмой автобус до Фьезоле, так же как делала уже много раз, и отправилась в Сеттиньяно. У меня не было карты, но мне она больше была не нужна. Я слишком хорошо знала дорогу. Дорога была легкой, так что я больше не тратила на нее много времени, я просто шла быстрым шагом и к пяти часам добралась до небольшого кладбища. Десять минут спустя я заходила в Каса дель Пополо, радуясь, что могу спрятаться от дождя. Я купила шоколадный батончик «Марс» и положила его в сумку, а еще бокал крепленого красного вина, с которым вышла на балкон и стояла, прислонившись к стене, защищенная от дождя большим карнизом. На самом деле сильного дождя не было, но из-за марева я не могла разобрать очертаний знакомых ориентиров в долине подо мной.
Сегодня у сестры Джеммы, то есть у сестры Амадеус, будет брачная ночь. Что она об этом думает сейчас? Что она испытывает? Будут ли Божественные объятия столь же уютными, как человеческие? Важная глава в ее жизни закончилась, начиналась новая. И в моей жизни тоже начиналась новая глава. Предыдущая была полна событий; я не могу представить, что следующая будет столь же волнующей. Я постаралась заглянуть в будущее, постаралась вообразить себя, смотрящую назад на этот самый момент – когда я стою на этом балконе с бокалом в руке, почти полным. Откуда я буду смотреть назад? Из Чикаго? Из Техаса? Из Флоренции? Буду ли я смотреть назад, сидя за обеденным столом в своей гостиной в окружении мужа, детей, собак? Или я буду сидеть одна в съемной комнате? Я напрягла глаза, но не смогла заглянуть дальше, чем в долину под моими ногами.
Я провела остаток дня за чашкой чая, отвечая на письма, сидя боком в своем удобном кресле, опираясь спиной об один подлокотник и с ногами поверх другого. Чернила ложились в гладкую ровную линию из-под пера авторучки «Монблан». Мое флорентийское перо, которое было правильного размера, принимало чернила без растяжки строки.
Иногда я собиралась с мыслями, смотрела из окна на площадь, вернувшуюся к обычной жизни. Машинное масло было отчищено с фасадов домов, все магазины снова открылись; опять появились туристы и покупали сумки, ремни, кошельки, кожаные жакеты и даже кожаные штаны. Старик, с которым часто останавливался поговорить Сандро, сидел на том же месте – у подножия статуи Данте – и время от времени, когда кто-нибудь новый приближался к нему, я видела, как он делает все те же таинственные жесты: его рука клевала, словно птица, горло, а затем уходила под ребра, как будто кто-то зачерпывал мороженое, которое было очень твердым. В конце концов мое любопытство взяло вверх. Я должна была знать, в чем смысл этого жеста. У меня было ощущение, что он означает что-то очень важное, имеющее отношение ко мне. Я надела туфли, закрыла за собой дверь и целенаправленно пересекла площадь. Когда я показала ему жест и спросила, что это значит, он был крайне удивлен.