– Mais non, – ответил он и начал быстро говорить по-французски. – …difficile… le centre… une deluge… Fiesole… rien a bon marche.[41] – Я думаю, он говорил то, что я уже знала: в центре города ничего нет, мне придется ехать в Фьезоле, но и там я не смогу устроиться дешево.
Как странно, подумала я, встретить француза при таких обстоятельствах.
– Она говорит по-итальянски, – сообщил водитель.
– Конечно, – сказал мужчина по-итальянски, обращаясь к водителю, копошащемуся на асфальте у его ног. – Но я в некотором роде лингвист и определил французский акцент.
– Остановите этого мужчину, – сказала я, вспомнив фразу из учебника французского языка. – Arrêtez cet homme. Il a vole mon parapluie.[42]
Он рассмеялся, и я вслед за ним.
– У вас очень хороший зонт, – сказала я по-итальянски.
– Merci beaucoup,[43] – ответил он, и затем добавил по-итальянски: – Но теперь я вижу, что вы вовсе не француженка. Прошу меня извинить.
Он дал мне возможность открыть мою истинную я уаковую принадлежность, чего я не пожелала сделать, и штем он продолжил:
– У нас было наводнение, семь метров воды в Сайта Кроче, вы ничего не найдете в городе, вам придется поехать в Фьезоле, и, поверьте мне, вы не найдете там ничего дешевого.
– Я знаю, что было наводнение, – сказала я.
– Тогда что вы здесь делаете?
– Я думала, что могу помочь.
– Si, si. Un angelo di fango?[44]
Ангел слякоти? Я не имела ни малейшего представления, о чем он говорил.
– Конечно, – продолжил он, – вы можете остановиться у меня. – В моей квартире полно пострадавших от наводнения с нижних этажей, но еще один человек не проблема. Нет электричества, не работает водопровод, нет отопления (я слышала этот длинный список много раз на протяжении нескольких последующих дней), но сухо.
– Нет, нет, я не могу. Я лучше поеду в Фьезоле.
– Вы говорите уверенно, – сказал он, – как женщина, которая уже приняла решение.
– Вы очень добры. Но я думаю, так будет лучше.
– Magari.[45]
Magari. Одно из тех непереводимых слов, которые иногда заслуживают целой главы в книгах об Италии.
Я чувствовала, что водитель уже закручивает хомуты и вскоре мы будем готовы ехать. Таинственный незнакомец, как я думала о нем, предложил нам сигареты. Таинственный незнакомец с зеленым зонтом. Водитель взял сигарету, я отказалась.
– Arrivederla.[46]
– Piacere.[47]
Я закрыла окно и закуталась в пальто. Водитель курил свою сигарету.
– Вы американка, да?
– Si.
– Я так и подумал, что вы американка, но вы хорошо говорите по-итальянски.
– Grazie.[48]
– Prego.[49] Знаете, что я думаю, если позволите?
– Говорите.
– Он хороший человек, molto gentile.[50] – Я наклонилась вперед в темноте, чтобы услышать, что он собирался сказать. – Но вы правильно поступили, оберегли себя от кучи неприятностей. – Я откинулась назад.
Конечно, я поступила правильно. Я не могла пойти с ним. Но я оценила приглашение, и на самом деле этот случай вызвал у меня приятное чувство, как шанс погреться возле уютного камина, прежде чем идти спать.
Пансион Медичи действительно не был дешевым, но он был более чем комфортабельным: двойная кровать, огромный шкаф, персональная ванная с биде и вид на город. Утро следующего дня выдалось ясным и чистым. Из окна я могла видеть прямо перед собой Виа Фиесолана, где жили бабушка и дедушка Клаудии, недалеко от мрачного протестантского кладбища на площади Донателло, последнего пристанища Элизабет Барретт Браунинг[51] и еще одного поэта по имени Клаф.[52] К восьми часам я упаковала вещи, но мне не хотелось покидать эту прекрасную комнату, чтобы поменять ее на…? Перспектива навестить друзей, которых я не видела и не слышала (по собственной вине) уже десять лет, пугала меня больше, чем я ожидала. Я представляла их: замужем за незнакомыми мне людьми, живут в маленьких квартирках, полных детей и собак. Я на время отодвинула эти образы в сторону и приказала себе не волноваться. Ведь у меня был обратный билет, я всегда могла уехать домой, так что рано переживать. Но я думаю, проблема была именно в этом: я всегда могла уехать домой. «Дом – это место, где тебя всегда примут, если тебе надо туда вернуться», – мама часто цитировала эту фразу. Почему-то ей нравилась эта идея. Но тут было также и что-то тревожащее.
51
Браунинг, (Элизабет Барретт) (1806–1861), английская поэтесса, жена поэта Роберта Браунинга.