– Е vero.
– И что тщательное медицинское обследование вас обоих, вас и вашей супруги, не выявило никаких органических препятствий для половых сношений?
– Е vero.
– И что на самом деле состояние влагалища вашей супруги свидетельствует о том, что она имела регулярные половые сношения в течение нескольких лет?
– Vero.
– И что вы сами, в действительности, хотя ваши первоначальные показания по этому поводу были весьма путаными и противоречивыми, имели, сексуальные отношения с другими женщинами?
– Vero.
Судья опускает лист бумаги, по которому он читал все это, переходя от специфических показаний к общим принципам:
– Чтобы стать препятствием для брака, доктор Постильоне, импотенция должна быть: а) предшествующей браку, б) постоянной и в) доказанной. Сомнительная импотенция, как по закону, так и по факту не является препятствием.
Позвольте сказать, ваше преподобие, – адвокат Доктора Постильоне заговаривает впервые, – что все эти три условия были приведены при рассмотрении дела епископальным судом.
Для ответа слово предоставляется защитнику супружеских уз:
– Совершенно верно, синьор адвокат, но в случаях с impotentia relativa, то есть, импотенция только по отношению к одному человеку, – в противоположность impotentia absoluta – для суда всегда крайне важно соблюдать особенную осторожность. Несмотря на решение суда, защитник супружеских прав в Турине, поступил совершенно правильно, направив данное дело к нам.
– Но правила, – реагирует на это адвокат, – изложенные в Каноне 1979.2, обеспечивающие нормы при решении дел, связанных с impotentia relativa, гласят, что, когда независимые свидетельские показания двух психоаналитиков подтверждают факт, это должно быть очевидным для гипотетически разумного человека…
– Извините, – прерывает его защитник супружеских уз, – но это именно факт, а не закон вынуждает суд сомневаться. Конечно же, разумный человек будет иметь повод сомневаться – разумно сомневаться – в том, что человек с репутацией вашего клиента в вопросе половой состоятельности не смог проникнуть в свою молодую невесту.
Адвокат встает, поправляет костюм, обеими руками одергивая лацканы пиджака:
– Начнем с того, что половая состоятельность моего клиента не является документально подтвержденным фактом, и что касается этого суда, у него нет на то доказательств. Во-вторых, как вы помните, в момент заключения брака мой клиент был молодым подмастерьем в Галерее Колонна. Он был новичком в Риме. Он женился на богатой девушке вопреки воле ее могущественной семьи. Она воспитывалась во дворце и привыкла к роскоши во всем. Он был деревенским парнем из Абруцци. Для разумного человека не составит труда понять всю сложность ситуации. Так же, как ему несложно будет понять, в чем травма первой ночи – когда семья невесты ждет объявления за дверью спальни, когда должны быть представлены на всеобщее обозрение простыни с пятнами крови. Это непросто – при подобных обстоятельствах совершить самый деликатный акт, акт, требующий доверия, обходительности, такта и – позвольте мне сказать это – исключительного мужества. Потерпев неудачу один раз… – Его плечи и кисти рук были подняты вверх, как будто адвоката уносило вверх, к потолку, украшенному светлыми фресками с розовыми путти в манере Бронзино. – И, конечно же, остается тот факт, что не было выделений.
Судья вмешивается с горящими глазами:
– Ни в одном из письменных показаний не упоминается, что семья стояла под дверью спальни.
– Я говорил образно, ваше преподобие.
И теперь суд выслушивает речь одного из помощников судьи, который говорит с сильным ирландским акцентом, что на самом деле не является необычным для церковных судов. («Quantum a rerum turpitudine, antum te a verborum libertate sejungas.» – «Если вы хотите избежать искажения вещей, вам следует избегать искажения языка». Это самое близкое изложение шутки, которую можно часто услышать в высшем суде Римско-католической церкви.) Судья удостаивает своего коллегу неодобрительным взглядом.
– Цицерон, – говорит ирландец, – Pro Coelio.[147]
– Позвольте мне теперь перейти к почтовым открыткам, – говорит судья, – что является основным вопросом. Первая датирована пятым августа тысяча девятьсот тридцать седьмого года, сразу же после вторжения в Эфиопию. Она адресована вам в военный тренировочный лагерь в Люкка.
Адвокат доктора Постильоне прерывает его:
– Эти открытки, ваше преподобие, выражают тягость положения, в котором находилась синьора, – жены, но не женщины… нет, еще даже не жены. Возможно, мне следует выразиться иначе: женщины, а не жены. Пока еще не жены. Замужем, но не… – Адвокат, который сам себя запутал, оставляет эту тему и переходит к другой: – В последующих открытках, ваше преподобие, мы видим, что она теряет надежду, угрожая завести любовника.