Выбрать главу

Мальчишка не отрывал взгляд от тающего в моей руке мороженого и, неожиданно выхватив его у меня, пока женщины переговаривались между собой на непонятном мне языке, убежал.

Я опешила, Анька же закричала:

— Не смейте! Мы будем визжать, как резаные! Фасолина, беги!

Но цыганки уже оцепили меня. Тогда я схватила зонт, зажмурилась, и принялась колотить впереди себя. В какой-то момент мой удар пришелся на что-то жесткое, и, когда я открыла глаза, заметила, как на брови пожилой женщины выступили капли крови.

— Бандюга! Да мы на тебя сейчас в милицию заявим! — крикнула с акцентом та, что помоложе и схватила меня за руку.

Как раз в этот момент откуда-то появились люди. Вот только, где они были раньше и почему осуждающе смотрят на нас, вместо того, чтобы помочь?

Анька, стоявшая в стороне, изо всех сих толкнула молодую цыганку, и я, воспользовавшись моментом, вырвалась из ее хватки. Освободившись из плена, мы припустили через дорогу, чтобы успеть на троллейбус, который только что подъехал к остановке. Расталкивая людей, заскочили внутрь, и уже через несколько секунд водитель закрыл двери, не дождавшись бегущих цыган.

Со словами “благодарю тебя, Господи!”, я зареклась не появляться больше на Бродвее. В городе-миллионнике десятки альтернативных дорог, на которых мы вряд ли с ними когда-либо пересечемся.

Но спустя пару-тройку дней мы все же встретились. Анька в тот день не пришла в школу, и я после занятий направилась к ней, чтобы оставить домашнее задание. Я заметила, как пожилая цыганка шла по другой стороне дороги.

«Прибавлю шагу и спрячусь где-нибудь поблизости! Но где?» — пробормотала я, соображая, в каком магазине надежнее скрыться. Холод опустился из живота в ноги, коленки дрожали, а голова вообще отказывалась работать.

Уже через несколько мгновений я почувствовала, что кто-то схватил меня сзади за капюшон ветровки и голос с акцентом приказал:

— Постой, бандюга! Я не сделаю тебе больно.

Я замерла, ожидая худшего. Женщина изловчилась, схватила меня за запястье так, чтобы видеть мою ладонь и нараспев произнесла:

— Лет через шесть ты уедешь за границу и встретишь его, сына попрошайки. Но не сразу выйдешь за него. Нет. Будете любить друг друга. А вот мама твоя…

— Оставьте меня! — я заорала, что есть мочи: — Я к маме хочу!

Я вопила, но цыганка обуздывала меня:

— Не ори! Кстати, о твоей маме. Ей кто-то на смерть сделал. Но я могу помочь. Детьми клянусь!

— Тетя, неет у нас денег! — я попробовала вырваться, по щекам покатились слезы, но та крепко держала меня за руку и не сводила с меня глаз:

— Не нужны мне твои деньги! У мамы ведь есть кое-что. Ее здоровье стоит намного больше, чем те побрякушки. Понимаешь? Тогда она будет жить.

«Мама будет жить». Откуда она знала, что пару месяцев назад у моего друга и одноклассника от страшной болезни умерла мама? Он так отчаянно плакал на похоронах, что я вцепилась в хрупкую руку своей мамы, а ночью не спала до самого рассвета, часто подходила к открытой двери родительской спальни, чтобы послушать, дышит она или нет.

Следующим утром залезла под матрас, где мать хранила семейные ценности. Сережки, кольцо и цепочка с жемчужным кулоном по наследству должны были потом отойти мне, но я была готова ими пожертвовать.

Когда я рассказала все Аньке, и она накинулась на меня:

— Блин, дурында! Что сразу ко мне не зашла? Придумали бы что-то.

— Мама узнала, что это шайка. Они гипнозом выманивают. Даже не воруют. Люди им сами приносят.

— Ты сомневаешься, что я их найду?

Через несколько дней к нам в дверь позвонила Анька с какими-то двумя парнями из старших классов и отдала кольцо и цепочку с жемчугом. Сережек уже не было:

— Напела, что продала, б…! Ты, Фасолина, держи этот кулон с жемчугом. Это ведь камень семейного счастья. Блюди его!

Родители прожили после шесть лет. Не думаю, что цыганка имеет к этому какое-либо отношение. А вот кулон я до сих пор ношу, хотя моя семейная жизнь сейчас проходит очередной неблагоприятный этап.

Я замолкла, а Энн, подозвав официанта, попросила еще по коктейлю.

Это помогло мне встрепенуться и даже иронизировать:

— Здесь коктейлем не отделаешься. Чтобы поведать тебе о том, что произошло, надо что-то посолиднее.

— Фасолина, ты же меня знаешь! — она подняла руку и официант со жгучими черными глазами, улыбаясь, приблизился к нам.