— Бабушка, куда подевались мои очки? Я их вечно теряю, — рассердилась я.
— Глаза по ложке, а не видишь ни крошки! Главное, чтобы сердце всегда оставалось с тобой. Ну, же, поторопись! — жестко сказала она, спустилась вниз и зазвенела ключами за дверью. Через мгновение я уже бежала по лестнице из корабельной сосны в кухню. Здесь облицовка из кремовой плитки освежала темное дерево гарнитура, а белые с вышивкой занавески вместо дверок делали ее уютной и даже романтичной. В таком же стиле скатерть, покрывающая большой круглый стол посредине кухни, а на нем фарфоровая ваза, благодаря которой я приобрела новую привычку: на ходу утащить две миндальные печеньки к себе в карман. Это слишком вкусно, чтобы оставлять их здесь в одиночестве!
Наконец, через сад мы выходим на улицу. Идем мимо желтых двухэтажных домов, с пестрой геранью, затем сворачиваем направо и примерно через сто пятьдесят метров подходим к площади.
— Пьяцца Сан-фран-че-ско, — читаю я указатель.
Большое облако сахарной ватой повисло над остроконечной колокольней из красного кирпича, такого же, как и остальная часть собора. Весенний ветер теребит мою новую укладку, разбирая ее по волосинке, — мы только что вышли с бабушкой из парикмахерской и я себе очень и очень нравлюсь. Теперь каждую субботу мной будет заниматься ее доверенное лицо, парикмахер Альдо.
Когда мы поравнялись с высоким жгучим брюнетом в белом плаще, они с бабушкой любезно поздоровались. Он даже поцеловал ей руку. Затем раскрыл плащ и достал из внутреннего кармана черного пиджака визитку, протянул ее бабушке. Кажется, на поясе блеснула кожаная кобура. Или мне показалось? Я поправила скользящие по вспотевшему носу очки.
По шершавой, пористой брусчатке суетно ходили голуби и ворковали. Вдалеке сидела влюбленная парочка и бесстыдно целовалась. Я закрыла глаза от слепящего солнечного света и представила себя и Леонардо на их месте под певучую речь бабушки с усатиком в плаще. Сколько времени мне понадобится, чтобы научиться бегло лепетать, как они?
Тут Сандра горячо попрощалась со своим собеседником и, покачав головой, сказала:
— Табак его знает, где его носило все это время! А как он любит круассаны с фисташками из Бронте! Самый безотказный трюк с мужчиной, будь он не только комиссар, — это помнить, что он больше всего любит поесть.
Я достала из кармана печенье и откусила, роняя песочные крошки к великому птичьему удовольствию. Пернатые тут же налетели, а самые наглые сели на плечи и руки, претендуя на свою долю лакомства. Я засмеялась и бросила им печенье, и, отряхнув ладони, догнала бабушку.
— Ты так легко отдаешь то, что любишь? — возмутилась она.
Я пожала плечами: к чему этот ее странный вопрос? И тут же поинтересовалась:
— Бабушка, ты ведь из-за любви сюда сбежала?
— Табак с тобой! — уклонилась она от ответа, а я прочла беспокойство на ее лице.
Наконец, мы свернули за угол и, пройдя несколько метров, оказались перед вывеской. «Fa-sol» — скандировала я. — Бабушка, что это?
— «Фа-соль»? Твоя тезка. Я влюбилась в это романтическое место, представив во что могла бы его превратить.
Мы вошли, и от запахов ванили, корицы, гвоздики у меня потекли слюнки. Внутри было еще светлее от бежевых стен, чисто-белой мебели, огромных подносов с шуршащим безе и зефиром, воздушными бантами на фиолетовых коробках. Стена напротив была украшена красно-желтыми и розовыми цепями из карамели в прозрачных фантиках. Холодильную витрину занимали торты с белоснежной глазурью, между которыми пестрели пирожные с разноцветными фруктами, печенья с шоколадом разной масти.
— Ну, как тебе?
Сандра уже переоделась и на ней были белые чепец и фартук. Меня переполняли эмоции так, что я обняла ее:
— Обалдеть, ба! Это просто кондитерский рай! А ты … как зефирная королева! Бабушка очень хорошо вписывалась это место и до меня дошло: это было именно то место, в которое она очень органично инкрустирована как самоцвет в золотое кольцо.