Я боялся, что в замешательстве мог, чего доброго, свалиться и кто-нибудь еще.
Вспомнив, как Аренд повествовал однажды о своих альпинистских похождениях, я хотел попросить его помочь мне, но он и сам уже стоял за моей спиной. Мы начали спуск. На мне все еще был надет акваланг, который пришлось оставить на первом же подходящем выступе. Том лежал на спине, лицо его было залито кровью. Когда я подошел к нему, он застонал и поднял голову.
— У меня из носу идет кровь, — пробормотал он.
Я ощупал его: нет ли переломов. Спина в полном порядке; руки, ноги тоже, кажется, целы; только глубокие царапины на груди и на локтях кровоточат. Самого Тома больше всего волновал его нос. Это напомнило мне человека, которого сбила машина и который, очнувшись, отказался от стакана воды:
— Что я, кисейная барышня, что ли?
Потом мы вытащили Тома на свет божий. Опасаясь шока, я решил перенести его на корабль, на попечение женщин. Мы же вернулись к месту происшествия. Все-таки Тому удивительно повезло! Остаться в живых после такого падения — удел одного из тысячи. И что странно, цилиндр, на который пришелся удар, даже не был искорежен, только слегка поцарапан.
Для своих девятнадцати лет Том показал удивительное самообладание. Лететь вертикально с семиметровой высоты, а потом еще столько же катиться по выщербленным ступенькам — это, знаете ли, требует мужества и при дневном свете, а уж в полной темноте, когда неизвестно, сколько придется еще падать и где в конце концов очутишься, — этого могут не выдержать даже самые закаленные нервы. Мы все сочувствовали ему: царапины и шрамы завтра же нестерпимо заноют, а поскольку ему предстояло вернуться в Англию через три дня, сезон для него на этом был закончен.
Вернувшись в пещеру, мы спустились к воде, подбирая по дороге свои оставленные где попало доспехи. В колеблющемся свете лампы кристальная вода казалась теперь зловещей. Мы начали догадываться о том, как встретил свой последний час монах. Он оступился, скатился в воду и захлебнулся в бассейне, а рядом не было никого, кто помог бы ему. Вскоре пришел Ханс с карбидной лампой. На этот раз Бастиан войдет в воду вместе со мной, а Ли будет рядом с аквалангом наготове. Прежде я намеревался обвязать канатом талию, но с камерой для подводных съемок это было бы неудобно. И тут мы обнаружили, что все наши свитеры послужили подстилкой Тому. У нас оставался всего-навсего один свитер и влажная рубашка идиотски радостной раскраски. Но мы будем нырять, черт возьми, в свитерах или без свитеров! Вспыхнули факелы и осветили поверхность воды.
— Все готово, Бастиан?
— Все готово!
Я медленно скользнул в воду, Бастиан следом за мной. Будто Алиса в стране чудес шагнула по ту сторону зеркала, в другой, полусказочный мир. Ледяная вода захватила дух, и я было подумал, что не выдержу. Еще несколько секунд — и стало ясно, что минут пять-десять мы все-таки продержимся. Этого вполне достаточно, чтобы выполнить основную задачу — установить, является ли бассейн тупиком или имеет продолжение. Мы были в четырех метрах от поверхности, а бассейн все расширялся и уходил куда-то вглубь. Я поманил Бастиана и сфотографировал его, когда он рассматривал крупный острый, как игла, сталактит. Бастиан схватился за него, чтобы подтянуться вперед, и вдруг сталактит растворился, ушел в никуда в его руке. Раз уж в этой пещере есть сталактиты, ясно как божий день, что она не вечно была под водой, потому что они порождаются только многовековой работой медленно падающих тяжелых капель. С другой стороны, их хрупкость свидетельствовала о том, что под водой они находятся достаточно долго, ибо сталактиты у входа в пещеру обладали твердостью гранита.
Вскоре я увидел впереди себя еще один проем, величественный, как портал, а за ним — новый зал. Мы были теперь на глубине около шести метров. Я попытался навести фокус, чтобы снять Бастиана на фоне провала, но почувствовал, что погружаюсь в какую-то липкую массу. И вдруг все исчезло. Пресная вода не столь плотна, как соленая, и в этой среде наш балласт был слишком тяжелым, поэтому-то меня и потянуло вниз. Дно здесь было покрыто метровым слоем поразительно мелкого пылевидного ила. К несчастью, я поднял облако, которое окутало нас мутной пеленой и сделало все вокруг неразличимым. Бастиан указал на веревку — она натянулась. Значит, мы дошли уже до конца. Если двигаться дальше, мы, чего доброго, не отыщем дороги назад в этом подобии горохового супа. Я нехотя дал Бастиану сигнал «Путь окончен». Мы повернули и двинулись назад.