— Мы, Пожарские, из Рюриковичей! — гордо воскликнул князь. — Мы ведем род от великого князя владимирского Всеволода Юрьевича…{9}
— Знаю, — кивнул дьяк. — Род знатный, если бы не опала… Я ведь начинал служить при Иоанне Васильевиче. Помню, что сначала дед твой Федор, по прозвищу Немой, отличившийся при взятии Казани, чем-то не угодил царю и был сослан на нижние города, потом отец твой Михаил, по прозвищу Глухой, во времена опричнины лишился родовой вотчины…
— Я потерял отца, когда мне было всего десять лет, — глухо ответил Дмитрий. — Остался старшим в семье. Если бы не мать…
— Так, говорят, и опала на тебя из-за матушки, Марии Федоровны?
— Верно сказывают. Хоть я вместе с другими князьями подписал прошлой зимой постановление Земского собора об избрании Бориса царем, кто-то донес ему, будто мать моя не одобряет его худородность. А царь Борис доносы любит…
Дьяк быстро оглянулся, не слышит ли кто из слуг:
— Тише ты! Снова в опалу хочешь?
— Хорошо царица, Мария Григорьевна, вступилась. Взяла мать к себе верховой боярыней, мамкой к царевне Ксении. Так что снова ласкают ее, да вот и меня заодно. Хотя мне милей дворца служба в поле.
— Еще успеешь навоеваться, — проворчал Власьев. — Да ты, никак, прихрамываешь?
— Татарин поганый стрелой в коленку угодил во время стычки на украйне. Нога зажила, но короче стала. Так что и я уже получил прозвище. Дед — Немой, отец — Глухой, а я — Хромой.
— Без прозвища как вас, Пожарских, разберешь? — ухмыльнулся дьяк. — У тебя два родных брата да еще сколько двоюродных да троюродных. Есть еще ведь один Дмитрий?
— Да, мой троюродный брат Дмитрий Петрович. Ему прозвище Лопата дали, за что, правда, не знаю. Разве что нос очень широкий, лопатой.
— Давай я тебя с нашими гостями познакомлю, — напомнил дьяк князю о делах.
По очереди подходили чужеземцы, каждому из которых Пожарский крепко жал руку, пристально вглядываясь в лицо, чтобы лучше запомнить. Жак де Маржере представлял своих подчиненных:
— Давид Гилберт. Роберт Думбар. Роман Орн. Михаил Желебовский. Андрей Лега.
— Лихие, видать, вояки! — обратился Пожарский вновь к дьяку. — Аль Борис уже своим воинам не доверяет?
— У них военное ремесло познатнее нашего, — невозмутимо ответил Власьев. — Строю лучше обучены и огневому бою. Так что ты меньше гордыни проявляй, а больше присматривайся. Оно полезнее будет. Где ночуем?
— Верст через десять, у села Красного, стоянка оборудована. Там и обед готовится, и баня.
— Баня — это хорошо! — мечтательно почмокал губами дьяк. — Сколько месяцев, почитай, по-нашему, по-русски, не парился. Все в каких-то лоханях мылся. Тьфу! Одна мокрота.
Несколько новых, свежесрубленных изб ожидали гостей у околицы большой деревни.
Из маленького оконца брусяной[8] избы валил густой дым.
— Пожар? — опасливо поинтересовался Думбар.
— Нет, это и есть баня! — рассмеялся толмач Заборовский. — Идите смелее.
Раздевшись в предбаннике, гости робко, гуськом стали пробираться в жаркое полутемное помещение.
— Дверь быстрей закрывайте, пар выпустите! — прикрикнул на них Афанасий Иванович, уже лежавший на полке рядом с каменницей.[9] — Эй, малец, плесни еще!
Густой пар заставил иностранцев кашлять и протирать глаза под задорные шутки русских. А малец, к их ужасу, вдруг схватил березовый веник и начал что было силы хлестать нежное и полное тело дьяка, который не только не возмутился, но, напротив, начал издавать зычное уханье, выражая большое удовольствие.
Невозмутимым остался лишь Мартин Бер, который сидел рядом с дьяком и повторял, как ученик, его могутные выкрики:
— Чеши мне хребет! Похвощи меня! Щелоку! Здоров ты парившись.
Наконец кумачовый от жары дьяк с воплем выскочил из мыльни и прямо с берега речки ухнул в воду. Его место на полке занял Пожарский, затем, когда и он убежал к реке, мужественно подставил под веник свою покрытую шрамами спину капитан. Ему неожиданно понравилась жаркая баня, чего нельзя было сказать о Думбаре, с которым произошла комическая история. Пока остальные парились, Думбар, слегка ополоснувшись, быстро оделся и отправился по берегу вдоль реки, откуда, как уловил его чуткий слух, раздавался задорный девичий смех.
Когда он выглянул из-за кустов, то увидел, что недалеко от берега плещутся девушки, видно выскочившие из расположенной неподалеку деревенской бани.
— Русалки! И какие красивые! — жарко прошептал ловелас и подался вперед.
Девушки заметили бравого вояку и со смехом начали брызгать в него водой. Думбар, притворно рассердившись, сделал вид, что собирается войти в воду. «Русалки» с визгом отступили, и вдруг одна из них погрузилась в воду с головой.