Она с облегчением увидела, что он сидит уверенно, впервые с момента его сердечного приступа. В данный момент Бальтазар Абрабанель оживленно беседовал с обоими американскими врачами, Джеймсом Николсом и Джефффри Адамсом. Моррис и Джудит Рот присутствовали тоже.
- Ребекка! - воскликнул он весело, повернув голову к своей дочери. - У меня самые чудесные новости. - Бальтазар указал на врачей. - У них есть просто...
Он замолчал, увидев офицера, который стоял позади Ребекки. Его лицо, только что так оживленное, замерло в маске. Ничего враждебного в выражении. Просто лицо опытного дипломата.
Губы Ребекки задергались. Дипломата? Лучше сказать - опытного шпиона.
Она знала историю своего отца. Ветвь Абрабанелей, к которой он принадлежал, жила в Лондоне уже более ста лет, со времен изгнания сефардов из Испании. Их существование там было юридически незаконным - евреям было официально запрещено появляться на острове еще веком раньше. Но английские власти не предпринимали никаких попыток для обеспечения соблюдения этого запрета до тех пор, пока евреи сохраняли свои сообщества небольшими и разрозненными. Кроме того, английские монархи и высокая знать предпочитали еврейских врачей всем другим.
С восшествием на престол королевы Елизаветы, в 1558 году, как говорят христиане - anno Domini - от рождества Христова, положение евреев стало более прочным. Личный врач Елизаветы, доктор Родриго Лопес, был сефардом. Королева стала советоваться с ним в какой-то степени и по политическим вопросам, а также привлекать к шпионажу под видом медицинских консультаций другим монархам, особенно в связи с опасностями, исходившими от Филиппа II в Испании. Доктор Лопес, выступая в качестве ее посредника, привлек несколько членов семьи Абрабанель на службу английской короне, как шпионов. Абрабанели, одно из великих семейств разобщенных сефардов, вполне могли следить за деяниями испанцев.
Дед Ребекки, Аарон так и служил вплоть до своей смерти, и передал мантию своим двум сыновьям, Бальтазару и Уриэлю. Ребекка, по воспоминаниям раннего детства, знала, что ее отец часто встречался в лондонской гавани с португальскими моряками и торговцами, многие из которых были маранами.
После смерти Елизаветы и коронации Якова I, политический климат, к сожалению, изменился. Король Яков был неравнодушен к испанцам и часто шел у них на поводу. Он даже казнил сэра Уолтера Рэли, чтобы успокоить испанцев, хотя официально тот был обвинен в измене. Евреям больше не были рады при английском дворе, даже как врачам, и давление на сефардские общины усилилось. В 1609 году Яков снова приказал выслать их.
Но несколько еврейских семей остались, семья Ребекки среди них. В их защиту выступила часть британской власти, и, прежде всего, пуритане. Пуритане, растущая сила в английском обществе, были гораздо более благосклонны к евреям, чем официальная церковь. Многие из их ученых были глубоко заинтересованы в изучении текстов на иврите, как части их усилий по 'очищению' христианства.
Шотландский офицер вошел в комнату и произнес свои первые слова. Как только Бальтазар услышал этот безошибочно узнаваемый акцент, его напряженное лицо смягчилось. В течение нескольких секунд Ребекка увидела, как обычное добродушие отца и его остроумие вернулись к нему.
Она также почувствовала всю прелесть этого северного варианта английского языка. Не сам по себе акцент, а то, что лежало глубоко под ним. Дважды, когда ей было двенадцать лет, и еще раз, когда ей было четырнадцать, Ребекка сопровождала своего отца и дядю в Кембридж, который был очагом пуританства. И дважды она знакомилась с еврейскими врачами-изгнанниками, которым на иврите и по-гречески было предложено уточнить некоторые темные места в библейских текстах.
- Я передаю вам приветствие от Густава Адольфа, Бальтазар Абрабанель.
И опять этот акцент напомнил Ребекке тех простых и искренних ученых-пуритан, с уважением встречавших их. Семья Абрабанелей все-таки была вынуждена покинуть Англию вскоре после этого. Уриэль, любитель приключений, решил искать счастья в Германии. Ее отец, обремененный болезненной женой и дочерью-подростком, выбрал Амстердам. Там, среди голландских родственников пуритан, они и нашли убежище.
Бальтазар Абрабанель кивнул.
- Прошу передать мое глубочайшее уважение Его Величеству, э-э-э?..
- Маккей, сэр. Александр Маккей, капитан Зеленого Полка короля Швеции, к вашим услугам.
Кальвинисты были твердыми и непреклонными - а их холодное чувство юмора было недоступно сефардам - но они имели уважение к людям Библии, не всегда разделяемое католиками и даже лютеранами. Бог дал людям Авраама свое место в мире. Куда ведет их воля Его?
За спиной Ребекка почувствовала, как в комнату вошел Майкл. Он подошел и встал сзади. Совсем рядом. Чуть ближе, чем допускали приличия.
Ребекка обнаружила, что ее губы изгибаются в улыбке, и усилием воли заставила ее исчезнуть со своего лица.
Соблюдение этических норм. Но чьих, собственно говоря? Не американцев же! Они, кажется, вообще не обращают на это внимание. Самым бесстыдный народ, который я когда-либо встречала. Она вспомнила заботу и лечение, которые получили они с отцом. А может, не стоит так зацикливаться на этике?
Майкл стоял очень близко. Она чувствовала почти непреодолимое желание прислониться к нему. Затем, увидев направленные на нее глаза ее отца, она выпрямилась.
Глаза были все понимающими. Ребекка пыталась сдерживать свои эмоции в ежедневных беседах с отцом. Особенно осторожна она была, во всяком случае, так она думала, при упоминании Майкла и его дел, стараясь не допустить особой теплоты в голосе.
Внутренне она вздохнула. Нет сомнений в том, что ее ухищрения были напрасны. Бальтазар Абрабанель был проницательным человеком, как никто другой. Она никогда не была в состоянии скрыть что-либо от своего отца. По правде говоря, она никогда и не пыталась раньше.
Предстоит строгое отеческое внушение, подумала она мрачно. Очень строгое.
Глаза Бальтазара покинули ее и вновь сосредоточились на шотландском офицере. Маккей был усажен в мягкое кресло суетящейся Джудит Рот и ожидал продолжения разговора.
Шотландец быстро оглядел комнату. Было совершенно ясно, что присутствие американцев заставляло его осторожничать.
- Вы можете говорить совершенно свободно, капитан Маккей, - сказал Бальтазар. - Наши хозяева хорошо осведомлены о ценностях, которые я вез с собой.
Он пристально посмотрел на Майкла. Ребекка с облегчением увидела, что в глазах отца не было и следа гнева. Просто благодарность и уважение.
- В самом деле, если бы не они, особенно Майкл, серебро бы оказалось в руках этих монстров Тилли.
Он наклонился вперед и вытянул руки. Растопыренные пальцы были унизаны драгоценными кольцами.
- А это бы оторвали вместе с пальцами. - И резко: - А уж что бы стало с моей дочерью... -
Бальтазар кивнул в сторону потолка. - Сундук с деньгами для вашего короля наверху, в моей спальне. Там все, вплоть до каждого гульдена. У меня есть и расписка, конечно.
Маккей махнул рукой. Как бы и не сомневаясь.
- В этом нет необходимости, Бальтазар Абрабанель. Ваша честность не вызывает сомнений.
Как ни странно, в реакции Ребекки при этом жесте, было больше гнева, чем гордости. Конечно, вы доверяете евреям с вашими деньгами. А потом, когда настроение меняется, вы обвиняете нас в грязных преступлениях, потому что мы получаем прибыль без обмана. В отличие от ваших собственных банкиров. Христиане!
Но ее гнев был кратковременным. По правде говоря, в данном случае и необоснованным. Различные ветви кальвинистской веры отнюдь не были свободными от нетерпимости по отношению к евреям. Но у них были свои твердые убеждения в ценности упорного труда и бережливости, они уважали грамотность и были склонны рассматривать людей, которые нажили богатство, больше с восхищением, чем с завистью.