Какой-нибудь насквозь промозглый сквер
В котором сильно, значит, повторяю, хорошо,
Употребляемым быть купленное из горла.
Сомнамбулический выдерживая тщательнейший ритм
В котором, значит, город, ночь, бульвар
В тумане исмороси полурастворив-
Шиеся смешаны. Короче: ночью,
В городе Москве, короче, в августе,
В состоянии похмельной, значится, непрочности,
В состоянии похмельной (но уже опохмелённой!) благости,
В состоянии неизъяснимого химизма
В коем именно и состоит опохмеление,
В состоянии внезапного включенья силы жизни,
В общем, в том вот самом состоянии, которое пытаюсь вызвать я в читателе
вот этим вот стихотворением.
и т.д.
Июль 1990 г. Надым
Москва — смирению учит
***
Москва — смирению учит.
Уже хотя бы размерами.
Уже хотя бы своею, зараза, толкучкой
Троллейбусно (оп) метрополитенной;
Москва, она учит смирению!
Своими расстояниями огромными,
Преодолевая нудно кои, равномерно, —
Быстрей, конечно, можно, но не по карману;
Москва, сей такой она город, —
Отшибает она быстро вожделения!
Настолько всего тут по горло.
Красоток, например, офигенных,
Красоток, выставок, крутейших
Чувачин, которых всех, короче
Не переувлечешь, не пересмотришь, и, конечно,
Не продемонстрируешь им всем, сколь ты их круче, —
Москва, Полумира Столица, —
и т.д.
Москва, август 1989, Надым, июль 1990 г.
На улицах грусть-печаль
***
На улицах грусть-печаль, —
Сыро, ветрено, холодно, —
Самое время крепчай-
Шего напитка какого-нибудь
Ёбнуть. Мало-мало его
То есть, в смысле, выпить.
Так сказать, какого-нибудь эх! коньяково-
Дочного содержанья жидкость
Потребить унутрь. Усесться у окна,
У окна усесться, загрустить, за эх кручиниться
— Ой да эх да, ой да ну да, ой да на!
Ой да эх, да ой да ох, да ламцадриница!
— Ой да эх, нога попала, ой да эх, да в колесо,
Ой да эх, она попала, это факт!
Ой нога, нога попала, факт, ребята, налицо
Вот так та-так оно, ребята, вот так так!
Ой да эх, нога попала, ой нога, нога, нога,
Ой да эх, да нОга-ножка, треньдибрень!
Вот какая, ой да эх, да ох, ребята, хуерга!
Вот такая, ох, ребята хуетень!
Надым, лето 1990.
Неизвестные селенья проезжая
***
Неизвестные селенья проезжая,
Проезжая неизвестные селенья,
Их осеннее унынье озирая,
Их унынье, одичанье, запустенье, —
И стал думать я. Не думать даже, а
(Это уже позже, глядя в мрак
Заоконный, да на горизонте огонька
Три загадочных), не думать стал, а так
Вот что понял: пидарасы блять, козлы!
Блять ебаные авангардисты!
Хули петрите по жизни, на хуй, вы!
Хули петрите вы, блять, по жизни!
Да, согласен. Да, унылый вид,
Да, угрюмые растянутые дали,
Но — неужли не хватает? не сквозит?
Впрочем, вы здесь никогда и не бывали.
И — не лезьте. Блять свой Брайтон Бич
Новый стройте, где хотите, здесь не надо!
А не то засвищет, фигурально выражаяь, наконец, народный бич
Ох, доскётесь, сука падла гады!
1990, сентябрь, поезд Абакан — Москва и поселок Балезино в Удмуртии
Ах, как хочется быть богатым!
***
Ах, как хочется быть богатым!
Как это, братцы, наверно, приятно!
Ах как хочется, ну, например, ламбаду
Уметь танцевать развратно,
Всех присутствующих шампанским
Угощать направо и налево, —
Но положено быть мне штатским.
Страдать при том сильно с похмелья.
Ах как хочется, чтоб старались
Быть красотки еще красивЕй, — и спецально чтоб именно мне при том нравиться;
В платье этакие, знаете, такие наряжались,
Подолы у коих раз вдруг — развеваются;
Но положено быть мне — нудным.
Положено быть угрюмым.
Думать свою ёбаную думу,
Свою ёбаную думу думать, —
Потому что ведь являюсь я поэтом!
А поэту так положено, того ждут люди!
Вот приходится и соответствовать, ребята!
Иб иначе хуй поэзию мою народ полюбит.