1990, сентябрь, Москва
Ах я бедный, ах я несчастный
***
Ах я бедный, ах я несчастный,
Ах какой я талантливый ночью на кухне сижу!
За окном гудит вовсю ненастье,
Думу думаю, различны мысли в голове кружу.
Ах я бедный, ах я глупый Немиров!
Ах, не любит меня девчонки!
И позорным сижу я чувырлом
В половине четвёртого ночи!
И сижу я, и думаю думу,
И бычочков курю понасобранных, —
А такой ведь красивый! И умный!
Отчего и печально особенно.
А на улицу выйдешь с утра
За окурками в рядом подъезд,
На как улицу выскочишь — на!
Ну ни хэ себе! Там уже снег!
Там такое ни серо ни белое,
А такое как соляризованное,
И как всё тут понятно как сделается,
И как ясно! И как ох просторно!
И такая как сила блять мира
Сквозь меня как начнёт проходить
Что не зря, значьт, я всё же — Немиров.
Раз могу это всё ощутить.
1990 10
Душа — ничего не желает
***
Душа — ничего не желает.
Кроме покоя.
Сосредоточенная и пустая
Душа оставаться желает, на всё остальное —
Искусство, политику, прочее там — положив с прибором.
В порядке как бы что ли — сомнамбулизма.
Дома сидеть в полудрёме,
Думать дурацкие мысли,
Перебирать бумажки,
Печатать машиночкой “Ивица”… —
Хули я вам, сука-блять, америкашка?
Лыбиться?!
Скорее угрюмые песни
Предпочитать мне свойственно.
Россия, короче, бедность.
Россия, короче, осень.
Душа хочет киснуть, киснуть,
Она понимает:
И не захочешь романтизма,
Так жизнь заставит!
Москва, октябрь 1990
Четырёх блять не менее ящиков
***
Четырёх блять не менее ящиков
Братцы, требуется приобрести, —
Жизнь движется по восходящей,
Ноздри радует запах пизды,
Ослепительные ляжки —
Глаз: это платья, такие, которые
Холодные, скользкие, гладкие
В них наглей они, чем бы голые
Были б просто; восторженный стыд
Поднимается по позвоночнику,
Жизнь безумнейшая кипит —
Аж блять жарко ушам, аж поёживаешься;
Водка бьет по желудку как палкой —
Пьёшь — холодная, выпьешь — кипящая!
Жизнь безумнейшая, настоящая
Всей своею электромешалкой
И визжит и ревёт, и взвывает,
И хуюжит («хуярит» + «вьюжит»)
Блять восторженные дикий блять ужас,
Непрерывно производяет,
А поэт что сказал, всякий знает:
Про закат там, короче, печальный,
Про улыбкой, короче, прощальной.
6 ноября 1990, Москва.
Настоебало мне всё
***
Настоебало мне всё,
Все мне на, все мне сто, все мене и так далее,
Все сплошное мне настоебалие,
Ох же сука еббит ты май соул!
Ничем, что я вижу, я не, я у,
Я довлетворен. Аминчрай!
Любое, короче, чего наблюдаю вокруг, —
Нахуяй! нахуяй!
Ничем, ох, ребята, совсем я, ребята, ничем!
Зац ворай сэй! Зац ворай но!
Какое-то просто сплошное ребята совсем
Говно! говно!
Айм блять! Кэнт блять! Гет, блять-сука, но!
Москва, ноябрь 1990
Ох друзья как хреново с похмелья мене
***
Ох друзья как хреново с похмелья мене,
Ой хреново, друзья, хопана!
На фиг нужен, ребята, такой винегрет,
Нет хорошего тут ни хрена!
На фиг надо такого говна!
Потому что болит ж у меня голова,
Ой же бошечка же ой-ёй-ёй!
Потому что водяра ж вчера в ней была!
Наполнял же её алкоголь!
А водяру бухать я ж ох сильно люблю,
Это дело люблю же я как!
Но с утра — ох какое с утра айлюлю!
Ведь болит моя бошечка как!
Просто ох ты еббит мой кутак!
Москва, 1990, декабрь.
Хрен и знает друзья что сказать
***
Хрен и знает друзья что сказать.
Хрен его знает, друзья.
Такое какое-то как-то билять,
Что и не сказать ни хуя.
Такое какое-то как-то всё так,
Что хуй что и скажешь чего.
Такое какое-то ёб мой кутак! —
А более ничего.
Являюсь, казалось бы, я же поэт, —
Весь мЫшленьем должен вскипать! —