Ибо, в общем, обычный являясь лох,
Как и в семьмисяттретьем, так и вот сейчас, рот разиня, сижу и смотрю.
И одно только «ох» вышссказанное повторяю. И в завершение — повторю.
1993. По материалам французского кинематографа.
... И вот вот так они сидят
***
... И вот вот так они сидят,
Являясь будто кипячёный лимонад.
Еще верней, они как будто бы варёный лук.
Семидесятые вокруг
Своей тухлятиной смердят,
Да добавляется людями то и дело «пук» да «пук-пук-пук».
Семидесятые — ох, презираю!
Вонючую их спёртую тухлятину!
Умом, конечно, что они, их обитатели, не виноваты, — понимаю;
Но, сука, вонько же! Ох как непродыхательно!
И это (оп) ещё тебе одно (оп) обвинение, совок!
Вон сколь людей своей пердятиною провонять ты смог.
Да так, что до сих пор они такими и остались —
Те, кто тогда ещё твоим зловоньем надышались.
1993 07
Хуй! Хуй! Хуй! Хуй!
***
Хуй! Хуй! Хуй! Хуй!
Хуй! Хуй! Хуй! Хуй!
Хуй! Хуй! Хуй! Хуй!
Хуй! Хуй! Хуй! Хуй!
Хуй! Хуй! Хуй! Хуй!
Хуй! Хуй! Хуй! Хуй!
Хуй! Хуй! Хуй! Хуй!
Хуй! Хуй! Хуй! Хуй!
Хуй! Хуй! Хуй! Хуй!
Хуй! Хуй! Хуй! Хуй!
Хуй! Хуй! Хуй! Хуй!
Хуй! Хуй! Хуй! Хуй!
Хуй! Хуй! Хуй! Хуй!
Хуй! Хуй! Хуй! Хуй!
Хуй! Хуй! Хуй! Хуй!
Хуй! Хуй! Хуй! Хуй!
1993 11
Сиреневый, серебряный, жемчужный, весь переливающийся
***
Сиреневый, серебряный, жемчужный, весь переливающийся,
Цвет, коий есть отличный, и амбивалентный, гад —
Одновременно и весны и осени; и люди все, охуеваючичи,
На это дело типа всячески глядят;
Сиреневый, лиловый, серебристо-фиолетовый,
Цветами этими зазывными природа прям с утра вовсю роскошествует.
И каждый спрашивает сам себя: к чему бы это?
И понимает: просто так! Весна! Такая вот она хорошая!
Жемчужный, серебристый, перламутровый, переливающийся;
Не побоюсь такого слова — весь опалесцирующий;
Такой, короче матово мерцающе-сияющий, —
Вот он каков, апреля цвет, его туманной сырости;
Серебристый; да. Цвета русалки.
Такая скользкая которая, такая водоплавающая;
Ну, далее оно само напрашивается: там про покупку алко-,
Чего-то содержащего, чтоб жизнь пошла ну вот такая уж ваще;
Что...
и т. д.
1994.04
Джаз, сия музыка небрежная, нарядная
***
Джаз, сия музыка небрежная, нарядная,
Сия шикарная. Она подпрыгивает.
Она наяривает и раскачивается в радио, —
Ведь это лето! Это лето, вот, вокруг, и всё вот так вот обстоит,
Как будто здесь — Америка! Её просперити!
Да впрочем, фигле то просперити, — как просто молодость!
И трам–парам (тут не придумал), трам-дурам, и те проспекты все
ТурАдамдам (тут не придумал тоже) — йа! вот так всё тойсть; —
Ведь это лето. Да ещё и девушки! И в летних сумерках
Их ноги золотистым светятся, и в полумраке сумерек мерцают,
Такие золотистые, и скользкие, и узкие, —
Как точно шпроты в масле, вот как прям они таинственно мерцают!
Ведь это лето! Лето жёлтое, и лето бежевое, выжженное;
Ведь это лето, южное ужасно всё такое,
Оно и палевое, и оно и рыжее, —
Вот оно лето, ежели когда (так редко!) есть, — оно такое.
Ведь это — лето! И оно такое, будто бы вокруг шестидесятые,
Ещё невинные; начало их; которые залиты солнцем так,
Которые восторгом наступающего будущего обуятые,
Которым самое есть верное название — это по-английски: «соммер тайм»;
Которы времена, конечно, глупости и бедности,
Зато невинности и беззаботности.
Чему и посвящаю я, как получилось, этот стих,
Посколь вот именно вот этого мне ох как не хватает, летних их
Дней, мне, погрязшему в конвейерном труде, в его угрюмой злобности;
— и т.д.
1994 июль; 2000, август, 2004, апрель.
Вот и лето, блять, вжик!
***
Вот и лето, блять, вжик! —
Как и не было его.
Вот и осень — хуяк-пиздык!
Так, ребята. Ого ого-го.
Вот и осень, друзья, на дворе!
Хоппана! Хопцаца!
Вот и осень уже теперь,
Так что заплакать аж хочется.