Неужель не понятно, что ведь так — и действительно вспыхнет?
Их же ведь первых оно и пожрёт, это пламя-то,
Их, журналюг, кои сдуру
Сеют и сеют ветер.
Ох, пожнём ведь стараньями этими (в том числе) бурю!
Ох, как страшно на белом свете!
3. Так я рассуждаю сегодня, в 6 часов вечеров после запоя.
Начитавшись газет, обнаружа в которых
Сплошные пророчества в форме истошного воя
Непременного скорого хаоса, глада и мора,
И я понимаю, что мне самому уже с этим не справиться,
Никаких нет уж сил,
И пора мне, пора, хоть и стыдно, — уподобиться страусу,
Голову спрятать скорее в аминазин,
В прочее оравнодушивающее, выдаваемое психиатрами…
Да, ребята. Вот так — эх, ребятааааааа ….
июль 1998
Лишь только вроде жизнь собралась
***
Лишь только вроде жизнь собралась
Хоть чуть нормально протекать, —
Так тут же, раз, — и рубль обвалят.
И снова, блять, охуевать.
Лишь только вроде то и это —
Тарам-барам, мать, мать и мать, —
Так раз — окончилося лето,
Так раз — и осень, блять, опять.
И так всегда, всегда, блять, братцы!
Всегда, как точно блять назло!
Неужто правда хрен дождаться,
Чтоб тихо, чисто и тепло?
— август 1998 — финансовый кризис
Когда вокруг сплошная катастрофа
***
Когда вокруг сплошная катастрофа,
И рубль пал,
И «голубые фишки», что бы термин сей ни означал,
Ведут себя ужасно плохо,
И ГКО конкретно оборзели,
И всюду только суматоха и скандал;
И нынешний режим, — он даже хуже, чем в учебнике истории КПСС,
Не фигурально ибо, а реально обанкротившийся есть режим,
И в пору прежнюю его бы сдать в ОБХС (СС!), —
Уж им бы там устроили, козлам, прижим;
Но это им, козлам, а что же делать нам?
(Да впрочем, хрен там, им, козлам — скорей уж снова нам!)
Попробовал я было лампу вывернуть из люстры,
Её тереть, взывать: «Явись, явись могущественный к нам Хоттабыч,
Всё, что имеется, переверни наоборот!»
Но гад Хоттабыч только бородёнкою вольфрамовой трясёт,
А повернуть назад, к всему былому замечательному, — даже он не в состоянии.
август 1998 — небезызвестный дефолт.
На улицах — ё-моё!
ещё о финансовом кризисе
На улицах — ё-моё!
С неба хлещет, как из ведра!
Настроение же моё
То есть из дому прямо с утра
Выскочивши, возле книжного магазина,
Под его козырьком укрываясь, с утра побежав за газетами,
Узнавать, что же как там творится в связи с ох, известной причиной.
«Коммерсант» изучая и весь трепетая при этом, —
Что сообщат? Ждут ли очереди нас, голод-холод
Нынче зимой? Впрочем, это бы хули бы, ладно,
Переживём; не впервой; но не ждут ль нас безумные лютые толпы,
Все сокрушающие беспощадно,
Да им вспоследующие коммунизм да нацизм впополаме?
Этого, Господи, только хотя бы не надо!
Пережить-то, конечно, возможно и это, да очень гнуснопогано.
Эту вот чашу бы, Господи, мимо пронесть бы хотя бы!
Так оно, да. А при этом ещё вот что: своею
Жизнью текущей, я, стыдно сказать, — доволен.
Наконец равномерною ставшею, правильной ею,
Планомерной, безалкогольной;
И хоть жизень общественная есть такова, что, конечно, просто хуею,
Факт наличия осени, вот, наступившей, гораздо, однако сильнее.
Потому что ведь как же люблю, пацаны, я вот эту вот осень!
Так я люблю её, братцы, (брателлы! братушечки!),
Так я люблю её, братцы брателлы братушечки,
(Ёптыть, однако! И в этом, выходит, подобен я Пушкину!)
………………………
— и т.д.
2.
Как обычно, в конце — комментарий.
Рубинштейн пресловутый,
Эти стихи вот ему попадись, если б он прочитай их,
Гордый, гордо бы он надо мной посмеялся бы. Потому как
Не цитирует автор их (я) Дерриду и Делёза однако.
Даже Хайдеггер тут не упомянут ни разу, что вовсе уже неприлично.
Стихотворение наиобщеобычное,
Типа (стыдно при людях такое и вымолвить вслух!) Тютчева иль Пастернака.
— Фи! — скривился бы сказал перекладыватель гордый
Карточек библиотечных.
Так бы и написал в «Итогах».