Ох, курьерская служба, ох же быстрая ты словно ртуть,
А по правде — так прям дзэн-буддизм,
Потому что троллейбусы очень уж медленно, гады, идуть,
Ну, а метра нудный ваккуум — он и тем боле про жизнь
Ох, заставляет задуматься. Нет.
Уточним. Не “задуматься”. А
Взглядом упёршись мелькание в кабелей в чёрном окне,
Заставляет — вдруг! сразу! всё! — понимать.
Понимать заставляет: так вот же оказыватца, как!
То-то думаешь, думаешь — как оно так?
А оказывается, вот как! Оказыватца вот так!
И правда: иначе-то — как?
Ох, курьерская служба, ох же ты охохо-охохо,
Ох же ты ой-ой-ой оёёй!
Алкохо ты моё, алкохо,
Ох олгой мой хорхой уренгой…
1992.11
И, ежели едешь в метро вверх
***
И, ежели едешь в метро вверх,
Встань на пробу лицом не вперёд, а вниз.
Увидишь, ох, страшное. Увидишь как, эх! —
Опрокидывается станция и быстро, быстро как! вниз
Уходит, выдёргиваемая из-под ног.
Сжимаясь стремительно в чёрную дырку, в трубу,
В которой несёт эскалатор тебя вверх, в темно,
В мрак, в холод, ветер, которой уУу! уУ!
Освещённая, яркая, тёплая, — быстро-быстро уходит станция быстро за край,
Уходит из глаз она, быстро, примерно так, как,
Точно б это, теперь уносимое быстро, было то, именуемо коее — рай,
Из которого щас равномерно стремительно ты уносимый являешься в ужос и мрак;
И вот что ты тогда вот ты понимаешь тут,
Уносимый явялясь в ту стылую вымороженную черноту,
В ту, которая тьма, то, сверху, и в кою тебя несёт,
Неотвратимо неостановимо, и вот
Что ты понимаешь тут: то что, значит, вот так
И душа разлучатися с телом будет, тут понимаешь ты.
а так уносима будет в лютый ужас и мрак
Лютого холода и вымороженной черноты,
И главно — как быстро! И главно — как необратимо,
Как равномерно-стремительно и неостановимо
Так оно будет с душой, обязательно! точно!
Так оно будет однажды когда-нибудь, щас ты увидел воочью;
И никто не поможет! никак! ничем!
Ничем и теперь никогда!
Вот чего ты понимаешь сознанием взорванным всем:
Даже весточки малой теперь им на землю туда
Не передать, чтобы узнали как ты теперь ты там.
Весточки даже хоть крошечной не передать братанам.
Отныне — никак никогда!
Ну и там далее много ещё всякого про воздушные мытарства понаписано — не буду публиковать. Не готов.
1992: 1998; 1999; 2000
Мороз имеет форму — шарообразную
***
Мороз имеет форму — шарообразную.
Это если без ветра. С ветром
Мороз имеет форму нагроможденья безобразного
Разнообразных сплющенных предметов,
Железных, ржавых, с рваными краями,
Автомобильное, короче, тут намёк на кладбище.
Но не такое, кое мирно бы покоилось, а вот такое, кое прямо —
Вообрази! — со страшной силой всей громадой мчащееся
С ужасной силою и грохотом, ревущее и рвущее,
С железным лязгом, громом, воем, хохотом;
Свои все панцыри железные израстопыря, нагло прущее,
Сметая всё с пути, так, что аж просто ох ты о!
…
Итак, он опускается — тяжёлый ветер.
Приземистый, приплюснутый как будто, вечер.
Пургой стираемый старательно с лица земли, как опечатка, город.
Покрытые обветренною коркой ветви,
Они — как точно загипсованы по горло.
Начинается ночь, тьма.
Это зима, зима.
Начинается тьма, ночь —
Никто из вас ни в чём не сможет (не схочет!) помочь.
Начинается ночь, ночь.
Как же, суку, её превозмочь!
Начинается тьма, тьма.
Ох ты мамочка, мама, ма, ма…
январь 1993 — 16 января 2009
Двурогая луна
***
Двурогая луна
У ней над головой.
И вот, мы видим, всходит над ней она!
Пот бежит по спине ледяной,
Всё остальное и прочее тоже ойой — ойойой;
Эта, короче, которая выше описана, эта, которая на
Пляшет, короче, столе, — имя её: Клодетта,
Ясное дело, конечно, а как же она
Может ещё называться, когда поразительно столь, что надето
То одеянье, которо на ней; всё в кружавчиках, в пене их; и, вот, ребята, вот это —
Это и есть жанмарэ, дартаньян, монтекристо, монмартрт, монпанрас,