Идущая первой, поставила на каменный пол глухо звякнувшее дужкой ведро с горячим раствором карболки, деловито ухватила золотоволосую за ноги и потащила её… а вот и не угадали. В сторону веревочной ограды. Прямо к столпившимся за нею панночкам. Крик! Визг! Топот каблуков разбегающихся в стороны красоток… Не сбавляя шага, бывшая прачка левой рукой приподняла столбик ограждения и равнодушно продолжила движение в глубину «карантинной зоны», волоча за собою оставляющее кровавую дорожку тело… Критически осмотрела результат. Поправила задравшуюся на мертвых ногах юбку, подровняла разметавшиеся руки. Визг превратился в панический вой. Не снимая перчаток тетка закрыла покойнице глаза и так же молча двинулась в обратный путь. Поправила стойки ограждения… Щедрой струей обдала дезинфекцией замаранные плиты, так, что по сторонам полетели пахучие брызги и начала прилаживать на швабру тряпку. Вторая дама подхватила её пустое ведро и направилась к выходу, очевидно собираясь включить в шланг подачу горячей воды. Полы мы моем строго кипятком. Демонстративно не замечая рыдающих девиц, санитарки начисто затерли следы с внешней стороны ограждения и, волоча за собой шланг, покинули курящуюся паром залу. Следом за ними, по английски не прощаясь, двинулись я и Фриц… Аудиенция окончена! Сзади вспыхнула истерика.
Принцип «деления на чистых и нечистых» жителям Средневековья объяснять не надо. Символическая преграда на переносных столбиках разом превратилась для оставшихся наедине с трупом барышень в «барьер между жизнью и и смертью». Есть тут такая церемония. Прокаженных, например, перед заточением в лепрозорий отпевают заживо… Представляете аналогию? А поделом! Отчаянно хотелось обернуться и лишний разок посмотреть на зареванные физиономии с потекшей косметикой.
Увы, нехорошо мешать работе специалистов. Электорат созрел для краткого отеческого внушения. Ваш выход, Барон! Ликбез на латыни, про ужасы бесконтрольного феминизма и греховных мирских соблазнах в светском обществе, сейчас будет в самый раз… К сожалению, без энергичных подкрепляющих действий, проповеди на моральные темы малоубедительны, а любящие папаши с мамашами, способные розгами напомнить гулящим дочерям о ценностях семейной жизни, остались далеко… И неизвестно, живы ли они… А других воспитателей — нет… И телесных наказаний — нет. Потому, что бить людей непедагогично, вот!
В наушнике верещит сигнал экстренного вызова. Похоже, я засиделась. Пора на работу…
Лист сорок четвертый. Доктор сказал — в морг!
Неделя пролетела — словно корова языком слизнула. Лето вошло в полную силу. Жаркое, яркое, душное. Сегодня пускали первую нитку водопровода, от насосной станции до центральной площади. Ради такого дела пришлось выползти на солнцепек в самый полдень. Думала, помру. Вообще-то я тепло люблю, но не до такой степени. Вышло весьма пристойно. С речами и микросалютом… Магниевая шутиха полыхнула над крышами, подобно атомной бомбе из старой кинохроники. Двойные тени вокруг легли. Хорошо, что были темные очки. Фонтан сделали нетипичный. Совмещенный с водоразборными трубками по периметру, что бы было удобно наполнять ведра, длинным каплеобразным выступом, для удобства зачерпывания в поилки и широкой чашей «для детишкам поплескаться»… Слив двойной, по уровню воды и «грязевой» — в самом глубоком месте. На скульптуры и украшения ресурсов нет, но вся арматура — медная, без дураков. И подающая труба — тоже… Литейка наконец-то заработала в полную силу. Можем себе позволить. Возить трубы авиацией — моветон…
Когда (если) подрастут деревья в разбитом вокруг фонтана скверике — получится уютное местечко. Пока — не особенно. Когда включили воду и везде ударили струи — народ кинулся поближе, а я чуть постояла — и в тень. Под арку… Спасаться от пекла. Там и пересеклась с молодым Конецпольским. Он, оказывается, рядом прогуливался (кто его знает, с умыслом или случайно). Раскланялся, как с доброй знакомой… Поговорили… Поразительно! Совсем другой человек, чем мне раньше представлялся… Галантный, остроумный, для своего времени изрядно начитанный. Развлек свежими сплетнями… Офигеть! Под впечатлением, решила дополнить «записки о грустном». Иначе, на скрижали истории попадет тот бред, что он пересказывал… А оно мне надо?