Не она́ должна разглядывать, ме́сто разглядит в ней какой-то, пусть даже примитивный образ. Или не разглядит. Не растворит в себе. По капризу. Или потому что сейчас оно глядит в другую сторону, на другую случайность. Не на нее. Стоит на это обижаться? Конечно да! Но можно попробовать еще. Никто не запретит. Так ведь? Избыток случайности не может отменить случайность, деятельную в своей силе. – Необходимость. Хотя бы и обязанную случайности в своем возникновении. Но не в дальнейшем существовании. Как вспыхнувший луч, который уже не догонишь. И не отменишь. Даже если погасишь его случайный источник.
Что побудило ее сойти с поезда, было для нее не важно. Ведь и села она в поезд без особой к тому причины. И она и впрямь сошла с него на следующей станции. Но перед тем как попасть туда поезд долго скользил по кругу. Когда по прошлой станции промахнулись, и впереди появилась другая, Миле уже казалось, что она всю жизнь в поезде, и это веселая штука. Проводник сообщил, что на каком-то полустанке, который они давным-давно проехали, ее разыскивали по телефону. Мила ему в ответ лишь лучезарно улыбнулась: наконец-то дома починили телефон.
Все пассажиры в вагоне были серьезны и спокойно переговаривались. Но когда приближался цветастый городок на очередном круге, не дотягивающем до станции, многие начинали выбегать из своих купе и забегать обратно, раскачивая вагон. Они видели, что поезд опять на всем ходу промахнулся, и маленькое яркое городское пятнышко на зеленых лесных волнах уносило все дальше. Для Милы это объяснялось просто: машинисты делают такое по той же причине, по какой они поезда сталкивают между собой или литературно переезжают кого-нибудь пополам.
Вагоны снова набрали высоту, то есть дугу разворота, для очередного захода на посадку. Удачно. Поезд подергало, как будто паровоз, впереди вагонов, не совсем был готов к замедлению мелькания шпал, и то, что казалось сплошным потоком, было теперь отдельными поперечными полосками, через которые нужно было переступать или наступать с одной на другую, и трудно было не запнуться. Заляпанный солнечными пятнами потрепанный переплет вокзала остановился. И проводник выбежал из своего купе сообщить новость всему вагону: «Ну, что вы на это скажете?»
Мила сказала «Да». Ее путешествие изначально не было кругосветным, не было тяги намотать нить правильно – на круглый моток шерсти. Вместо планов построения маршрута приходили мысли тут же по пути, по ходу движения рамы купейного стекла, прикупить какую-нибудь внутри него картинно-уютную пивоваренку. Или винокуренку. То есть просто остановиться. Чего же проще? Она взяла и остановилась. Она пошла в это место жить этот день.
Это место начиналось ярко-красочными облупленными стенами, растущими друг из друга, обросшими душными цветниками под душным небом. Имелось море, имелось солнце, а всего остального имелось чуть меньше. Улыбающиеся люди ходили по веселым дням лета. Детские глаза, как и везде, смотрели светом честности и счастья.
Сразу уже ее присутствие бесспорно – уже все знают ее в лицо. Все хотели с ней познакомиться с первых строк ее приезда. Рассказали где пустые комнаты и показали пальцем. Комната понравилась: солнечные пятна там и сям. Она голыми пятками прыгала по лужам солнца на полу. Так она и ходила по комнате, в которую заселилась соседкой – к летнему воздуху. Морской ветерок высаживался с моря прямо в эти настежь окна. Далеко внизу на белой набережной совсем ранние люди переставляли четко видимые крошечные ножки своих игрушечных фигурок. Неизвестны фамилии пешеходов. С высоты Миленой комнаты были видны все морские волны. Сколько тысяч волн слились в волне, прежде чем она выбрасывается на берег и гаснет. В шуме моря почудилось море другое, немое и безымянное, которое может присниться, но не может отличаться от этого.
Мила только приехала и еще по сути ничего тут не видела, но уже решила посчитать тут всё перед отъездом, т.е. сразу почувствовала, что уезжает отсюда навсегда. Хотя вот только что присела тут с дороги. (Да, следует, наверное, сказать – она уехала из дома, чтобы научиться считать).