17 мгновений любви
Мгновение первое. Встреча.
Моим первым местом работы после красно-дипломного окончания математичекого факультета Университета стал «почтовый ящик»*. Контора была крупная, имела кучу филиалов по всему городу, но народец там мне сначала ужасно не глянулся. Вокруг были сплошь незнакомые и неприветливые, включая моего непосредственного начальника, нервно-неадекватного, показавшегося мне даже не совсем нормальным. Остальной коллектив почти в полном составе копал капусту и турнепс на полях Родины во благо крупного рогатого (или мелкого парнокопытного) скота, стоя по колено в чавкающей грязи под серым промозглым дождиком.
Я успешно быстро заболела от такой чрезмерной высокоинтеллектуальной нагрузки и когда вылезла на работу через неделю, мне сделали поблажку - очевидно, чтобы молодой специалист с математическим дипломом цвета любимого стяга не сразу разочаровался в величии вершимых его новоявленной фирмой дел. Изъясняясь короче, мне разрешили остаться в городе.
Единственной живой душой, разделявшей моё одинокое существование в стылой комнате с трёхметровым потолком и стенами мрачного столовско-больничного цвета, оказался мой новый брюнетистый сотрудник, с виду старше меня лет на десять (двенадцать, как потом оказалось), поджарый, с классной походкой - упругой, немного матросской, вразвалочку, с потрясающей компактной задницей, обтянутой фирменными джинсами (интересно, где взял?), с мужественным, квадратным, упрямым подбородком, крупными, суховатыми и жёсткими, но очень чувственными губами и пронзительными, довольно глубоко посаженными, иронично-уверенными тёмными глазами в окружении неожиданно лучистых морщинок, которые бывают у тех, кто много и с удовольствием смеётся. В общем, вид у него был интеллектуально-бандитский, немедленно внушающий трепет юным, образцово-показательным девам.
Он тоже сачковал, но в отличие от меня - с удовольствием. Это удовольствие соблазнительно фосфоресцировало вокруг него плотным облаком, когда он притащил огромную чашку крепко, почти до черноты, заваренного чая, уселся за свой стол и начал по-мальчишески покачиваться на стуле, блаженно вытянув длинные ноги в кроссовках и с интересом меня разглядывая, словно прикидывая, что за неведому зверушку подселили ему в соседи.
Посмотрев на мою унылую мину, он поинтересовался, что я читаю, присвистнул, когда я с постной мордой продемонстрировала ему титульный лист какого-то мерзкого документа с миллионом параграфов и двумя серёжками**, и немедленно предложил мне плюнуть на бумаги слюной и пересесть к нему, потому что "у него с собой было".
«Было» оказалось целой подшивкой нерешённых кроссвордов. Я немного обалдела (ничего себе работка, да ещё за приличную зарплату!), но он в два счёта убедил меня (ах, я сам обманываться рад), что физическое и моральное здоровье растущего молодого организма, поступившего на ответственную службу, – это безумно важная вещь для нашего прогрессивного государства, а значит питиё горячего чаю и решение кроссвордов есть наиболее подходящее в данный конкретный момент времяпрепровождение.
Поскольку я (когда-то) была хорошей девочкой, мне по правилам игры всегда нравились плохие парни, так что этот роскошный злостный нарушитель рабочей дисциплины не явился исключением. Через пять минут мы уже решали кроссворды, бодро болтали, прихлёбывая чай, и вскоре вовсю дружно ржали с полным ощущением, что сто лет друг друга знаем.
Но в конце дня, посреди всего этого благолепия, между нами вдруг повисла тягучая пауза, и не поднимая головы от кроссворда, я почувствовала на щеке его горячий взгляд и то, что воздух между нами тяжело вибрирует. И чётко осознала, что если сейчас посмотрю него, то я пропала.
Я подняла голову и посмотрела на него...
* Так во времена СССР назывались закрытые предприятия, работавшие на оборонку и прочие государственные организации
** Совершенно Секретно
Мгновение второе. Предыстория.
А он заглянул мне в глаза так глубоко, что я почувствовала, как (ах, до чего удобны эти литературные штампы, надо заметить!) «вся жизнь пронеслась перед моими глазами», начиная от смутного воспоминания, как мы с двоюродным братом играли в доктора под столом красного дерева (то ли на 60, то ли на 120 персон) и до последней ссоры с мужем.
Тогда я, слабая и зелёная после больницы, в тяжёлой неповоротливой шубе не то под леопарда, не то под шанхайского барса, попёрлась по утреннему ледку за бочковым молоком, которое в зимнем Питере продавали "врОзлив" вместо кваса, а на обратном пути поскользнулась, загремела в лужу и долго сидела там совсем не в лечебной, а в холодной молочной грязи, размазывая её художественными разводами по шубе и зарёванной физиономии.