В результате, в тот день вечером, несмотря на приобретённое мною в обед транспортное средство, мы никуда не поехали. То ли это было деталью тщательно разработанного плана соблазнения (заитересовать, а потом как следует выдержать, долго вымачивая в собственном соку), то ли плана вовсе никакого и не было, но его, как и меня, напрягло слишком быстрое развитие событий. Так или иначе, мы негласно пришли к обоюдному соглашению взять тайм-аут. Вернее – он не позвонил и не приехал, а я с большим облегчением перевела дух, когда срелка часов переползла за восемь вечера.
На следующий день на работе до нас наконец дорвалось озверевшее и поздоровевшее на свежем колхозном воздухе непосредственное начальство и так интенсивно стало использовать по прямому назначению, что я засиживалась допоздна за чтением какой-то бесконечной документации, пытаясь понять хоть немного, чем мне предстоит заниматься, а он мотался то с одним, то с другим срочным заданием по удалённым рабочим площадкам и потом тихонько удирал домой, так что наше общение свелось к утренним приветствиям и вопросам о здоровье семьи.
Однако в следующее воскресенье, когда я уже почти ничего не ждала, он внезапно позвонил и спросил, готова ли я к великим свершениям. Я не слишком уверенно, но довольно бодро ответила, что не зря проторчала в пионерах всю свою несознательную юность, и получила предложение руля и седла поехать уже наконец тряхнуть стариной и велосипедом.
Это, конечно, оказалось садизмом чистой воды. Может быть, он и не слишком был похож на Дон Кихота, но мне достаточно быстро пришлось смириться с нелицеприятным фактом, что я безумно напоминаю сама себе Санчо Панса, спешащего за любимым лыцарем на ленивом осле.
Я уже упоминала, что у него в резерве был хороший спортивный велосипед и регулярные поездки два-три раза в неделю, так что он синей птицей мчал вперёд, а я только-только успевала перебирать ножками на доставшемся мне обычном женском велосипеде, и потела изо всех сил, высунув язык, как бобик, чтобы не слишком отставать.
Впрочем, подозреваю, что это к тому же была его месть за неделю тяжких раздумий, вылившаяся в мачоистскую попытку изобразить столь дорогую некоторым мужским серцам картинку: «Господин впереди с чувством собственного достоинства, рабыня сзади с корзиной фруктов».
Привело это к тому, что я устала, разозлилась и, как следствие, надулась. Раньше я вообще никогда не пыталась выплеснуть эмоции или прояснить недоразумение сразу, а просто молча дулась (очень непродуктивное занятие, должна заметить) и из этого состояния меня можно было вывести, только рассмешив.
Он оглянулся и, видимо, уловил отрицательные вибрации воздуха вокруг моей отставшей фигуры, потому что притормозил и дождался, пока я поравняюсь с ним и остановлюсь, чтобы отдышаться. В ответ на его весёлый вопросительный взгляд я пробурчала, что не Карлсон и летать, как он, не умею.
- Ну, конечно, ты не Карлсон, - незамедлительно согласился он. - Ты у нас бедный-несчастный, запыхавшийся Малыш. Но с исключительно здоровым румянцем. Ну, не дуйся, я больше не буду нестись так быстро. Давай доедем вон до той симпатичной горки и на ней отдохнём.
И мы доехали до горки, действительно оказавшейся ужасно симпатичной, потому что на ней мы с велосипедами провалялись почти час, болтая, смеясь и самозабвенно целуясь, пока я не спохватилась, что нам ещё минимум час тащиться домой, а мне уже скоро укладывать чаду.
Из этого первого совместного катания мы вынесли два долгоиграющих последствия: достаточно банальное прозвище «Малыш», тем не менее прочно прилепившееся ко мне на всё время наших с ним дальнейших отношений, а также исключительно удобный план вечерних катаний на велосипеде - часик до горки, часик на горке и часик домой – который воплощали в жизнь вполне успешно всю последующую неделю, хотя дальше поцелуев мы оба (как мне казалось) не спешили.
Тем временем неделя подошла к концу, а на следующей меня поджидала очередная встреча в суде с пока ещё мужем и его семейством.
Автор приостановил выкладку новых эпизодов