Ну уж нет. Пора оставить старые привычки. Умный от дурака тем и отличается, что умный — учится, меняет свое поведение в зависимости от ситуации. Я не мог себе позволить быть дураком, слишком многое стояло на кону.
— Как смеет партайгеноссе Борман приказывать мне? — процедил я, глядя эсэсовцу прямо в глаза, — Или он не знает, что фюрер назначил меня исполняющим обязанности рейхсканцлера? Не знает, что именно я отвечаю за безопасность фюрера в этот критический для Германии момент?
Эсэсовец остался непреклонен:
— Еще раз простите, рейхсфюрер. Я подчиняюсь бригадефюреру Раттенхуберу. А он мне никаких отдельных инструкций на ваш счет не давал.
— Вам известно, что фюрера отравили? — выдал я мою коронную фразу, — И мы пока что не знаем, кто за этим стоит. Возможно как раз Раттенхубер. Вместе с Борманом! Кого вы защищаете, фольксгеноссе, фюрера или Бормана?
— Фюрера, мой господин. Но наш вождь сейчас не в состоянии отдавать приказы, мое сердце обливается кровью…
— В таком случае пропустите к фюреру его самого верного бойца и стража — меня, — перебил я, — Я лично буду нести караул у постели фюрера. И все Борманы мира мне не помешают.
Не дожидаясь ответа, я просто прошел дальше по коридору — вместе с адъютантом и пистолетом в кармане.
И мой расчет оказался верным: они не рискнули, никто из эсесовцев не рискнул остановить Гиммлера.
Это придало мне уверенности в себе. Неужели и правда я могу творить, что хочу? Вот так просто? Выходит, что я зря переживал. Гитлер построил свой Рейх таким образом, что все было завязано на него лично, что ни один немец и шагу не мог ступить без его приказа. Теперь Гитлер вышел из строя — и немцы не знали, что им делать. В такой ситуации, у кого будет больше дерзости и решительности: тот и возьмет власть над Германией, выпавшую из ослабевших ручонок фюрера.
Возле палаты, где оперировали Гитлера, стоял десяток автоматчиков, из того же гитлеровского Лейб-Штандарта. А еще тут же был Борман, он как раз говорил с врачом.
— Операция займет пару часов, рейхсляйтер, — докладывал доктор, пожилой и явно опытный хирург, — Горе нам, но обнадежить вас не могу. Череп пробит, его осколки попали в мозг. Так что исход совершенно непредсказуем. Фюрер может поправиться. А может впасть в кому. Или умереть. Или…
Доктор испугался и замолчал.
— Продолжайте, мой друг, — ласково произнес Борман, — Говорите, как есть. Речь идет о здоровье фюрера.
Доктор еще помялся и только потом выдал:
— Ну в общем… У фюрера могут возникнуть проблемы ментального характера. Мы не знаем, насколько поврежден его мозг.
Врач побледнел, его лоб покрылся испариной. Он сейчас выглядел, как человек, совершивший святотатство, как мусульманин, которого заставили съесть кусок свинины и запить водкой. Мыслимое ли дело — предполагать, что фюрер станет дегенератом? Гитлер был для них живым божеством, и слова врача звучали, как богохульство. Хотя я мог над этими словами только мысленно посмеяться. Можно подумать, что Гитлер не имел ментальных проблем до того, как стукнулся башкой о светильник!
— Я предполагаю, что фюрера отравили, — влез я в разговор с моим фирменным посланием германскому народу, — Вот почему он упал и стукнулся головой. Вы нашли яд?
Врач растерянно перевел взгляд на меня:
— Никак нет, рейхсфюрер. Боюсь, что сейчас нас занимает только проломленный череп фюрера. Все анализы придется отложить на потом. Если фюрер поправится.
— Поправится или нет, но анализы на яд провести необходимо, — потребовал я, — Враги Рейха будут наказаны за их злодеяния, даже если фюрер оставит нас. Гитлеризм — вечен. Он не умирает, даже вместе с Гитлером! Ясно?
Я, похоже, потихоньку становился хорошим оратором. Врач обреченно закивал, а вот Борман смотрел на меня удивленно — видимо, оригинальный Гиммлер красноречием никогда не славился. В отличие от меня. Я сам раньше никогда не замечал за собой мастерских речей, но с другой стороны, если подумать: я же все-таки сантехник, а сантехники известны как раз своим красноречием. И не только в плане матерной ругани. Все же сантехник должен уметь и успокоить человека в сложной ситуации, когда у него залило полквартиры или из унитаза льется через край, а еще сантехник должен уметь продать человеку свои услуги — например, замену прокладки, даже когда такая замена не требуется. Это наш хлеб.
Так что выходит, что я ораторским искусством вполне владел, в виду моей профессии, просто раньше не сознавал этого. А вот оригинальному Гиммлеру его речи наверняка писали референты.