Ну и хорошо. Вот такие люди мне в моем положении и нужны.
Я влез внутрь автомобиля спецсвязи. Закрытый кузов оказался полностью набит оборудованием, тут громко жужжало, а воняло почему-то свежей металлической стружкой. А еще имелись аж трое радистов-офицеров, когда я вошел — все вскинули руки в приветствии.
Я глубоко вздохнул. Я естественно ни с кем не советовался по поводу того, что намереваюсь провернуть, даже с адъютантами и Вольфом. И мне было очень сильно не по себе. Но я просто обязан был сделать то, что задумал. Долг и честь требовали этого, сама моя совесть требовала.
— Ну ладно, — сообщил я Заксу, который вместе со мной влез в кузов спец. машины, — Дело совершенно секретное, Закс. Абсолютно секретное. Это ясно?
— Ясно, — равнодушно ответил Закс.
Похоже, ему и правда на все плевать. Этот человек — просто ходячая телефонная трубка Гиммлера, так что болтать он точно не станет. Вот этот точно не стукач, и о моих действиях никому из врагов не доложит.
Да и на радистов наверняка можно положиться. Гиммлер все же не полный кретин, вряд ли он позволил бы своим врагам завербовать собственных радистов.
Но мне все еще было не по себе, прям очень не по себе, хуже, чем когда я убивал на кураже Бормана и Шпеера…
— Фюрер приказал мне немедленно связаться со Сталиным и обсудить возможные условия мира, — залпом оттараторил я.
Закс и бровью не повел. Да и радисты тоже. Не люди, а тупо живые коммутаторы.
— Я хочу говорить со Сталиным! — потребовал я, ощущая себя полным идиотом.
Ибо я понятия не имел, может ли эта машинка вообще связываться со Сталиными.
— Невозможно, рейхсфюрер, — монотонно пояснил Закс, — Тут у нас лишь радиосвязь. И мы не можем отправить русским радиограмму — слишком далеко, слишком долго. Даже если пересылать через передовые части на фронте: слишком много проблем. И я бы на вашем месте не рискнул слать подобное сообщение открыто, слишком многие лишние люди его получат. А зашифровать радиограмму русским мы никак не сможем.
— Ясно. Вы должны простить вашему рейхсфюреру его невежество, — я снял фуражку и постучал себя кулаком по дурной Гиммлеровской голове, — Это все контузия. Я еще толком не пришел себя. Но государственные дела не будут ждать, пока я оклемаюсь, сами понимаете. Значит, Сталину мне звонить по телефону?
— У нас нет телефонной связи с СССР, рейхсфюрер, — доложил Закс.
Я бы сам на месте Закса уже истерически хохотал над тупым рейхсфюрером, но Закс оставался спокойным, как скала, на его лице не дрогнул ни один мускул. Гвозди бы из таких людей делать. Или радиоприемники.
Я мучительно соображал.
— Ну и как мне связаться с руководством большевиков?
Закс подумал, но недолго, всего пару секунд.
— По дипломатическим каналам, рейхсфюрер. Мы можем отправить шифрованную радиограмму господину Риббентропу. Или напрямую нашему посланнику в Швеции. А он уже свяжется с советским послом.
— А как быстро дойдет шифровка в Стокгольм?
— Пара часов, — прикинул Закс, — Будь сейчас ночь, мы бы воспользовались средними волнами, и дело бы пошло быстрее. Но днем средневолновые передачи на такое расстояние малоэффективны.
Пара часов, значит? Слишком долго в моей ситуации, но деваться некуда. Я был благодарен Заксу, что он, по крайней мере, избавил меня от лишних технических подробностей и доложил четко по делу. Я, признаться, понятия не имел, чем отличаются длинные волны от коротких. Из школьного курса физики я помнил только первую фразу учебника, что слово «физика» происходит от греческого слова «фюзис»…
Но я все еще сомневался, все еще не мог окончательно решится:
— А нашу шифровку в Стокгольм перехватят, Закс? Ну англичане, например?
— Непременно, — сухо сообщил Закс, — Однако не расшифруют. Воспользуемся вашим личным шифром, если хотите. Военный атташе при нашем посольстве его знает. Враги Рейха — нет.
— А не проще ли тогда позвонить в Стокгольм по телефону?
Я осознал, что сморозил глупость еще раньше, чем Закс объяснил:
— Шведы слушают все наши звонки, рейхсфюрер. И неизвестно, кому передают.
Ну да, разумеется. А чего я хотел — это же 1943 год. Мессенджеров с шифрованием тут не завезли.
— Ну ладно.
Я решился. Потом почесал нос, потом потер лицо, чтобы придти в себя.
— Значит так, записывайте…
Связисты тут же похватались за блокноты, даже сам Закс достал блокнот и карандаш.