Но вскоре у Пискветомена и индейцев племени делавэров появилась причина, достаточная для того, чтобы пожалеть о своем молчаливом согласии с договором Истона. Когда французы ушли из форта Дюкень, они забрали с собой или уничтожили все продовольствие и торговые товары. Занявшим их место британским солдатам пришлось жить всю зиму на голодном пайке. Они буквально вели почти полуголодное существование из-за сложностей в цепочке снабжения. Короче говоря, больше не имелось достаточного количества фургонов и лошадей для перевозки продовольствия.
Пока не сошел зимний снег, не появилась трава в долинах (подножный корм для огромных табунов лошадей, которых британцы намеривались отправить на запад, чтобы накормить свои гарнизоны), единственным спасением от голода и нехватки продуктов стали вьючные обозы. К тому времени, когда погонщики привели первых коров в форт, теперь переименованный в форт Питт, солдаты съели своих лошадей, кошек и собак.
Когда прибыл первый скот, изголодавшиеся люди на месте забили сорок коров и съели сырое мясо, не делая различия между требухой и отборной вырезкой. Той голодной зимой от голода больше всего пострадали индейцы племен делавэров, шауни и минго. Непосредственным следствием перемены союзников с французов на британцев оказалось то, что они теперь время голодали. Доверие к британцам зависело от их способности накормить индейцев. Но в это самое время они едва ли они могли накормить собственные войска. А французские особые отряды и партизаны наносили огромные потери зимним вьючным обозам, устраивая засады и внезапные атаки.
В период, когда зима 1758 г. плавно переходила в раннюю весну 1759 г., над британцами страшной угрозой нависла вероятность, что племена провинции Огайо вновь переключатся на поддержку французов. Даже когда им удалось смягчить положение со снабжением (что произошло только в конце апреля 1759 г., хотя первый скот пригнали только после середины июня), у племени делавэров появились другие заботы.
Как и в случае более позднего преобразования Петербург — Петроград — Ленинград, бывший форт Дюкень превратился в форт Питт, а затем — в Питтсбург. Изменение наименования отражает десятикратное увеличение размера поселения. К лету 1759 г. в нем находилось не только огромное число белых солдат, но и белые торговцы, спекулянты и бедняки с очень низким уровнем жизни, стремящиеся к быстрому обогащению. Имелись и негодяи и мошенники из Пенсильвании.
Пискветомену и его товарищам вождям дали понять, что британцы выведут свои войска, как только исчезнет угроза французов для провинции Огайо, оставив лишь небольшой торговый пункт. Но к июлю 1759 г. стало очевидно и то, что французы не вернутся, и то, что британцы не намерены уходить. Хуже того, армия британских военных инженеров приступила к закладке пятиугольного форта, занимающего площадь более семнадцати акров.
К августу солдаты и мирные жители сотрудничали по всем вопросам крупного постоянного поселения: лесопильный завод, печь для обжига кирпича, плавильный завод, кузница, не говоря уже о переднем скате бруствера и о создании рва, наполненного водой. Пискветомен и его коллеги были далеко не глупыми. Но к тому времени, когда они поняли истинный масштаб британских амбиций, оказалось уже слишком поздно менять союзников, присоединяясь к французам. Активная дипломатическая работа последних, обладай они творческим воображением, зимой 1758-59 гг. могла бы сотворить чудеса среди индейцев племени делавэров. Но Монкальм был не тем человеком, который сумел бы совершить подобное мероприятие.
В любом случае после возвращения Бугенвиля из Франции, Монкальму недосуг было заниматься индейцами. Нависла угроза Квебеку. Через четыре дня после возвращения посланника (16 мая 1759 г.) Монкальм вошел в город. Его немедленно прославили как избавителя.
Настало время подумать, как возможно более эффективно построить фортификации и оборонять город. Природа уже наилучшим образом позаботилась обо всем. Квебек расположен на левом (северном) берегу реки Св. Лаврентия, на полуострове, который клином упирается в широкое водное пространство. Старая крепость находилась на скале на 200 футов выше реки Св. Лаврентия в том месте, где та неожиданно расширяется, придавая потоку совершенно иной характер.
Один статистик оказался красноречивым: в Квебеке ширина реки составляла 1 000 ярдов, но через тридцать миль вниз по течению ширина была двенадцать миль. Только остров Орлеан, делящий поток в нижнем течении надвое, временно отвлекал внимание от резкого изменения размера реки в этом месте.