– Успокойся, перестань! – кричу я в ее заплаканное, раскрасневшееся лицо. – Отстань от меня, сука!
– Отстать? – спрашивает она. – Мне нужно бросить тебя, чтобы ты мог вести такую жизнь, какая тебе нужна?
Еще одна пощечина, и жаркое тепло заливает мое лицо. Я снова отталкиваю жену обеими руками. Мой подбородок начинает предательски дрожать. То, что происходит – это, наверное, несправедливо. Ни по отношению к ней, ни по отношению ко мне.
Она медленно снимает с плиты кастрюлю с горячим желе.
– Тебе нужны впечатления? – с нервным смешком спрашивает Лена. Я понимаю, что это очень серьезно.
– Остановись, – хриплю я, – остановись или будет хуже.
– Куда уже хуже! У нас плохие отношения, ты этого не понял?
Я никогда не думал об этом. Я хватаю кастрюлю, и какое-то мгновение между нами происходит неуклюжая борьба. Затем кастрюля с глухим стуком летит на пол. Розовые брызги обжигают мои голые ступни. Я вскрикиваю, и Лена с ненавистью плюет мне в лицо. Спустя долю секунды коротким ударом я бью ее в скулу.
Она закрывает лицо ладонями и сразу как-то съеживается. Позывные радиостанции невыносимо громко звучат во внезапно наступившей тишине. Я выключаю радиоприемник и отхожу в сторону.
– Ну вот, – бормочу я, – я не хотел этого, Лен. Чтобы так, нет…
Она садится на стул с вращающимся верхом и сильно тянет носом.
– Ну вот, – мрачно повторяет она, – сама этого хотела.
Я устало облокачиваюсь на подоконник и только сейчас замечаю в его самом дальнем углу у стены темно-зеленый женский кошелек. Даже с расстояния видно, что вещь хороша – не Китай и не Турция. Я никогда не дарил такого моей жене – вот в чем штука.
– Ты меня не любишь, – с напускным хладнокровием заявляет она, и этот театральный прием почему-то кажется совершенно естественным.
– Такой как сейчас – нет, – в тон ей отвечаю я.
Она трясет головой, и ее долгие прямые волосы делают взмах, словно тонкие черные крылья.
– Ты меня не любишь, – шепотом повторяет моя жена.
Лена неожиданно поднимается и выходит прочь. Я не иду за ней следом.
– Мы с тобой чужие друг другу, – кричит она из комнаты.
– Это не так, – громко отвечаю я, и принимаюсь рассматривать кошелек, взяв его в руки. Он действительно новый и пахнет кожей. Застежка открывается туго – внутри пусто.
Из комнаты доносятся какие-то звуки, шуршит целлофан, два раза хлопает дверца шифоньера.
– Лена! – зову я жену, но мне никто не отвечает. Да и что тут ответишь. Я ставлю на ноги стул, водружаю на плиту пустую кастрюлю. Взяв со стола тряпку, пытаюсь вытереть горячую ароматную лужу, но, промакнув пару раз, понимаю, что тряпка слишком мала. Снова хлопает шифоньер. Лена появляется в дверях – на ней черные джинсы и желтая майка. Лифчика, похоже, нет, – то есть так, как я не люблю. Она бросает на пол туго набитый на вид пакет и принимается нервно застегивать босоножки.
– Ты куда? – спрашиваю я. Она не отвечает сразу. Лишь окончательно обувшись, поднимает на меня раскрасневшееся лицо:
– Отсюда!
– К матери?
– Да.
– Или к отцу?
– Какое тебе дело? – она поднимает пакет и действительно готовится уйти. Родители моей жены разведены уже пятнадцать лет. У отца появилась вторая семья, а мать так и осталась одинокой.
– Откуда у тебя это? – спрашиваю я, показывая кошелек.
– От верблюда! – зло обрывает она.
Я шагаю ей навстречу, задевая валяющуюся на полу ложку, которая мелодично отлетает под стол.
– Лена!
– Что?
– Не уходи.
– Что, стало страшно? – она щурит глаза.
– Что страшно?
– Что некого теперь будет трахать? Что придется искать кого-то другого?!
– Причем здесь это?
– Притом. При том, что ты ко мне так и относишься.
– Это неправда, – в который раз за сегодняшний вечер повторяю я.
– Мне плевать, правда это или нет. Я тебя бросаю, неужели не понял?
Неожиданно у меня слабеют ноги. Не потому, что я испугался остаться один. Просто я много раз читал о подобных ситуациях, а теперь это происходит со мной. И мне странно оттого, что это происходит именно так, как происходит, и нельзя переставить местами слова или вернуться к сохраненному тексту.
– Я люблю тебя, – говорю я жене.
Она на секунду задумывается и морщит лоб.
– Мне плохо от твоей любви. Не люби меня больше. Никогда.
Лена принимается крутить ручку замка и у нее почему-то не получается открыть дверь с первого раза. Я барабаню ногтями о стену.
– Позвони мне, – бросаю я вслед, когда она, наконец, выходит за порог. – Позвони, когда у тебя все будет хорошо. Когда ты успокоишься. Психопатка чертова!
Я часто моргаю, и блестящая, искрящаяся резь наполняет мои глаза.