Вероятно, это всех бесило, потому что брюнетка проскочила без очереди. Нет, ну а что? Может ей нужно было просто спросить…
Но чтобы там ни было, я радовалась. Потому что сама лично не видела Романова уже больше двух недель. Он больше не появлялся у нашего корпуса, а я не ходила на вечеринки, и всё свободное время уделяла учёбе и отработке Гранта, не отвлекаясь на посторонние мысли.
Я окончательно успокоилась, проанализировав произошедшее на стоянке. Он приезжал не ко мне. Я лишь случайно попалась на глаза, и Алекс решил сыграть со мной в жестокую игру. Это было низко и подло. И этот поступок характеризует его именно так, как и должно.
Сентябрь уже закончился, вместе с ним ушла и хорошая погода. На Стокгольм опустился непроходящий туман, образуя густую дымку по утрам и невероятную влажность. Не знаю, смогу ли я к ней привыкнуть когда-нибудь. За семь лет так и не удалось.
Тем не менее, теперь я стала меньше внимания уделять некомфортному климату, потому что была полностью погружена в учёбу и работу. И это не могло не радовать.
— Да, пап, — улыбаясь, ответила на телефонный звонок и забежала в закрывающуюся за очередным посетителем дверь кофейни
— А у кого скоро День рождения? — радостным голосом, без приветствий заголосил отец.
— У меня, — ответила, слегка смутившись.
— И что моя умница желает получить в подарок?
— Мне ничего не нужно, пап, правда, — сказала совершенно искренне.
Я думала о подарке, понимая, что отец задаст этот вопрос, но в голову так ничего и не пришло. Разве что…
— Может быть… — замолчала, постеснявшись продолжить, и заправила за ухо прядь волос, норовящую упасть на лицо и помешать обзору.
— Ну, говори, дочь. В конце концов, единственному ребёнку раз в жизни бывает восемнадцать!
— Ты то же самое говорил и на семнадцать, — возмутилась.
— Так ведь и не соврал! — гордо констатировал отец.
Я рассмеялась.
Для меня всегда было загадкой, как папа с таким нравом и характером может работать учителем начальных классов. Я лет с тринадцати мечтала попасть хоть на одно его занятие и посмотреть, что там творится. Мне казалось, что дети на уроках играют в карты и читают анекдоты из старых выпусков российских газет. А ещё папа определённо пропагандирует русофилию и наверняка при каждом удобном случае рассказывает про Сталина. И это притом, что его ученикам, как правило, не больше девяти-десяти лет.
Но только лишь то, что папу выбрали из тысячи соискателей для работы в школе при российском посольстве в Швеции, говорит о том, что он отличный учитель и профессионал своего дела. Да и ученики и их родители всегда были довольны отцом. И я им гордилась.
Папа несколько лет не мог оправиться после смерти мамы, несмотря на то, что она долго болела, и её уход не стал для нас неожиданностью. Отец был сам не свой. Я вспоминаю эти годы с содроганием, потому что… Ну потому что я ведь тоже потеряла маму. А мне было всего восемь… Но папа слишком глубоко погрузился в собственные переживания и не замечал, что происходит со мной.
Но я не в обиде. Я могу это понять, учитывая, какая любовь у них была.
А потом всё резко изменилось.
Помню, папа тогда пришёл со школы, крепко обнял меня и прошептал:
— Прости, дочка. Я обещаю, теперь всё будет по-другому.
И это было самое яркое проявление его чувств ко мне за всю жизнь. Помню, я тогда проплакала всю ночь. То ли от горя, то ли от радости…
А на следующий день отец заполнил анкету и уже через неделю его пригласили на работу по контракту в Швецию.
В России у меня осталась бабушка — мамина мама, но после смерти дочери она отдалилась… Или это мы отдалились… Я была слишком маленькой, чтобы понять, что происходит на самом деле. В любом случае, отец согласился на переезд, не раздумывая. А я была рада смене обстановки и такому большому приключению.
— Латте, пожалуйста, — протянула кассиру карту для оплаты.
— Ты опять пьёшь эту дрянь? — послышался грозный голос отца, прогремевший, казалось, на всю кофейню. — Сколько раз тебе говорить, что чай гораздо полезнее!
— Пап, не кричи, — постаралсь утихомирить родителя, забирая обжигающе горячий бумажный стакан. — Я раз в день.
— Вот выпорю тебя, непослушная. Будет тебе раз в день.
— Тебе не кажется, что я уже слишком взрослая для порки? Мне послезавтра восемнадцать, — улыбаясь, возразила отцу и присела за свободный стол.
— Ладно, Машуль, у меня урок скоро. Я позвоню тебе вечером, и ты скажешь, что тебе подарить. Пока.
И не дожидаясь ответа, папа сбросил звонок.