Столько разных но… Но… Но я люблю её. Чёрт, не думал, что способен на такие чувства.
Я постоянно думаю о ней. Когда Маши нет рядом, готов волком выть от тоски, от острой потребности ощутить её умопомрачительный запах, почувствовать под своими ладонями её бархатную кожу, услышать её ласкающих слух голос.
Я перегонял в голове все возможные варианты и не находил ни одного.
Разговор в кофейне вышел совсем не таким, как я планировал. Зачем-то ляпнул про оставшиеся две недели… Наверное, в порыве отчаяния, надеясь на чудо. Снова обидел её. Я недостоин Маши.
Если бы она накричала, устроила истерику, влепила мне пощёчину, было бы легче. Немного, но легче. А она улыбнулась и пожелала удачи, сжав мою руку. Я думал, что не сдержусь и разрыдаюсь, как баба. Не плакал лет с пяти, наверное. А Маша всю душу на изнанку выворачивает этими огромными искренними глазами!
Она ушла, а я, словно пёс на поводке, побежал следом. Преследовал её до остановки, где Маша села на автобус и уехала в сторону общежития, обрывая верёвку.
Но ошейник-то остался… И не даёт дышать, стягивает горло, хочется разорвать его и освободиться, но никак. Он надёжно застёгнут на замок, а ключ есть только у Маши.
Сел в машину и кружил по городу больше часа. Едва удержался, чтобы не свернуть к общежитию, когда проезжал мимо. Тряхнул головой и развернулся, направляясь к офису.
Отец ещё был здесь, и я, сам не зная для чего, ворвался в его кабинет, повергая в шок своим настроем привыкшую видеть меня обаяшкой секретаршу.
Присаживаться не стал. Встал прямо напротив отцовского кресла и заложил руки в карманы брюк, перекатываясь с носка на пятку.
Отец смерил меня слегка удивлённым взглядом, закатил глаза и сказал:
— Что ты смотришь на меня побитым щенком?
Я усмехнулся и подошёл к окну, налил в стакан воды из графина, всегда наполненного. Глотнул, но, почувствовав непонятную горечь, поставил стакан на столик.
— Алекс, — снова услышал голос отца, но не повернулся, продолжал смотреть в окно невидящим взглядом, — я всегда гордился тем, что ты в свои годы уже настоящий мужчина, который умеет держать слово. Я уверен в тебе. Ты знаешь, что нет другого выхода. Дать заднюю сейчас — означает потерять миллионы. Она того стоит?
Я усмехнулся и ответил чистую правду:
— Для меня она стоит гораздо больше, — это так. Я бы отдал за Машу все деньги мира. Только это не мои деньги… — Но, конечно, ты не должен платить.
Отец молчал, я тоже. Знаю, что папа пытается меня понять, но его отношение к женщинам было скорее потребительским. Как и у меня до того, как впервые взглянул в Машины глаза.
А по итогу именно так я с ней и поступил. Попользовался и оставил. Но не это терзало меня больше всего. Мне просто хреново без неё. Поступил бы я иначе, если б мог отмотать время? Чёрта с два. Не сумел бы.
— Сын, я рад, что ты вырос человеком, способным чувствовать, и горжусь тобой. Поэтому не стану ни к чему принуждать, но…
— Нет, отец, — уверенно ответил и повернулся, посмотрев мужчине в глаза твёрдым взглядом, — конечно, я поеду. Тут нечего обсуждать.
Каждое слово, словно ножом по горлу. Но у меня нет выбора. От собственного бессилия хочется выть.
— Простите, — тишину разорвал звонок селектора.
— Да, Марта, — устало ответил отец.
— Тут к вам пришли…
— Ты же знаешь, я никого не принимаю по понедельникам, я…
— Да, — перебила секретарша испуганным голосом, — но мужчина требует, чтобы я сказала, что пришёл Игорь Суржевский…
Услышав знакомое имя, усмехнулся. Как он узнал, что я здесь? Пришёл набить морду? Буду очень рад. Надеюсь, у мужика тяжёлая рука. Выглядит здоровым. Хорошо бы, чтоб отец Маши врезал мне пару раз… Может, физическая боль хотя бы на время позволит забыться…
Но мысли в голове сменились настороженностью, когда я взглянул на отца. Он выглядел так, словно увидел призрака. Я напрягся.
— Игорь Суржевский? — тихо спросил отец. Секретарша ничего не ответила. Наверное, не услышала. Папа прочистил горло и продолжил: — Высокий брюнет, широкие плечи, нос с горбинкой, смотрит так, что хочется залезть под стол?
— Э-э-э, — прозвучало на весь кабинет, — ну в общем да, хочется, честно говоря.
И к моему величайшему изумлению, отец расплылся в счастливой улыбке. Я видел его улыбку пару раз за всю жизнь.
— Немедленно проводи ко мне!