х? - Они должны уметь играть на скрипке! - возмутился Кирк. - Почему доставшийся мне со всего необъятного океана никса не играет? - Нет, - Боунс кинул на него полный укора взгляд, - я выменял свою бессмертную душу на более практичный талант врачевателя. И прочие приятные мелочи: вроде способности оживлять мертвых и ходить по воде. Всегда считал игру на скрипке чем-то вроде глупости и забавы. - Скажи, что ты шутишь? - серьезно попросил Джим, непроизвольно положив руку ему на плечо и сильно сжимая. - Шучу, - послушно повторил Маккой, так же аккуратно коснувшись его локтя и это прикосновение ощущалось расплавленным железом. Привычное напряжение между ними стало еще более давящим и навязчивым. В странном и неуютном молчании, не сговариваясь, они дошли до капитанской каюты и, переступив порог, вцепились друг в друга. Жадно целуясь, наслаждаясь, тем, как идеально их тела подходят друг другу. Ловя чужое дыхание и до боли сжимая объятия. Джим ощутимо сильно прижал врача к двери и вслепую, не желая ни на секунду отрываться от его губ и прекращать этот дикий жаркий поцелуй, попытался закрыть дверь. Боунс плавно вывернулся из захвата и, вызывающе улыбнувшись, сам закрыл ее на засов. - Ты боишься, что я сбегу? - мягко поинтересовался он, своим одуряюще красивым и низким голосом. - Очень, - проникновенно и влюбленно ответил Кирк, кивнув. - Я вот тут вспомнил... - продолжил Джим, совсем не ласково касаясь его сквозь ткань и наслаждаясь тем, как перехватывает дыхание у Маккоя, - за это же полагается смертная казнь? Разве нет? - И ты именно сейчас об этом вспомнил? - изумился врач, когда его ладонь жарко обхватила чужой член и Джим задохнулся от нахлынувших ощущений, к тому же в процессе стягивания одежды со своего капитана доктор явно преуспел больше. - Обычно такое осознание накатывает ближе к утру... Он так спокойно посмотрел в глаза Джиму, что тот догадался - это лишь видимость. - В случае огласки нас повесят на реях «Энтерпрайза», высоко и на короткой веревке. - Я все равно хочу тебя, - ответил правду Джим. Он так сильно желает его - и не понимает почему. Вожделеет. Что-то намного сильнее обычного желания секса. Да, они всегда были близки, даже более, чем очевидно, следовало бы друзьям. Возможно, просто никто не хотел быть первым, шагнувшим за грань? - Взаимно. И это самое прекрасное, что мог ему ответить Боунс. Его рука движется вверх и вниз по всей длине, так правильно сжимая, и они полностью поглощены болезненными поцелуями-укусами. И Джим думает о том, как же он будет смотреть в глаза Маккою, настоящему Маккою, когда вернется. Если вернется... Он никогда в жизни никого не хотел так сильно, как сейчас его. Маккой толкнул его на кровать и, с неизменной улыбкой, опираясь на колено и склонившись над ним, произнес: - Судя по тому, что ты уже почти раздет, а я все еще - не очень, - он принялся показательно-медленно расстегивать рубашку, его руки двигались с невообразимым изяществом и Кирк тяжело сглотнул. Почему он никогда раньше не замечал его выверенную грацию? Нет, он замечал, смотрел, но не видел, - можно судить о том, что я явно больше тебя заинтересован в происходящем, капитан. В неверном свете качнулся, гипнотизируя своим движением, светлый восьмигранный крест, отражая отсветы. - Сомневаюсь, - возразил Кирк, как и в первый вечер, поймав его за цепочку и притягивая ближе, обжигая поцелуями шею и плечи. - Проверим? Он облизывает губы и у Джима вновь перехватывает дыхание. Это выглядит так невообразимо пошло и в то же время слишком соблазнительно. Рука скользит от шеи вниз, к бедрам и Джим невольно выгибается от того, насколько это сильное и властное движение обжигает. Дальнейшее он помнит фрагментами, полностью утонув в своем отчаянном, всепоглощающем желании. Все воспринималось слишком детально прорисованным сном, особенно то, как одуряюще горячо и влажно губы Маккоя скользят по его члену. Глаза его такие поразительно черные в этом освещении, и это внезапно странно тревожит: светлой радужки не видно и кажется, что на тебя смотрит сама тьма. - Боунс, стой! - на последнем слове его голос предательски сорвался. Кирк хватает в кулак его волосы, удерживая, и они как раз такой длины, чтобы удобно ухватиться. И это внезапно вызывает волну воспоминаний: они с Леонардом в каком-то баре, тот раздосадовано и печально утыкается лбом в сложенные на столе руки, а Джим впервые неуверенно касается его волос, скользит по ним пальцами, зарываясь в пряди в жесте утешения. Все произошло именно тогда, понимает он. Господи, как можно влюбиться и не заметить этого? - Стой. Не так, я... - и Джим осознал, что слова закончились, но Леонард его понимает. Он его всегда понимает. Боунс, словно огромная змея, плавно скользит вверх, и это прикосновение заставляет его всем телом потереться о Маккоя. - Все, что ты пожелаешь, - тихо, опаляя дыханием кожу, произносит доктор, и опасные оттенки в его голосе звучат восхитительным обещанием.