Был ли произведен в тот день взрыв пороховых складов возле Симонова монастыря? Возможно[451]. Однако, очевидно и то, что далеко не все запасы взрывчатых веществ и другого имущества, хранившегося здесь, были уничтожены. Из документов о извлечении со дна реки Москвы барок со свинцом следует, что при вступлении неприятеля в город было затоплено не только 8507 пудов 30 фунтов свинца (это осуществил подпоручик Оконишников), но и 5808 пудов пороху «из погребов, что под Симоновым монастырем»[452]. Кроме того, вошедшие в город французы обнаружили у Симонова монастыря немалые запасы снарядов и взрывчатых веществ[453]. Нет явных доказательств и того, что были взорваны и запасы полевого артиллерийского двора, находившегося у Красного пруда. Часть боеприпасов, находившихся там, либо была оставлена неприятелю, либо затоплена в пруду[454].
Имеются ли какие-либо свидетельства тому, кто именно мог произвести взрывы вечером 14-го сентября? По поводу организаторов взрывов мы обнаружили только косвенное свидетельство П.М. Капцевича, командира 7-й пехотной дивизии, содержащееся в письме к А.А. Аракчееву от 6 (ст. ст.) сентября 1812 г.: «… два магазина с порохом подорваны по распоряжению генерала Милорадовича и взрывы были с ужасным трясением»[455]. В то же время из записок С.Н. Глинки следует, что «громовой грохот» под Симоновым монастырем был произведен не взрывом порохового склада, а взрывом «барки с комиссариатскими вещами»[456]. В целом, с полной уверенностью сказать, кто именно организовал взрывы и что именно ими было подорвано, до сих пор вряд ли возможно. В то же время совершенно определенно, что в организации первых поджогов (а возможно, и взрывов) участвовали чины московской полиции[457].
Симонов монастырь. Москва, 7 октября 1812 г. Худ. Х.В. Фабер дю Фор. Рядом с Симоновым монастырем располагался большой пороховой склад
Вслед за первыми взрывами и поджогами вечером началась новая серия пожаров. Бестужев-Рюмин, находившийся в тот час в здании Сената в Кремле, утверждал, что уже в 8 вечера в Китай-городе, в Москательном ряду, показалось сильное пламя[458]. Приказчик Баташова М. Соков, человек хорошо сведущий в топографии Москвы, полагал, что Скобяные и Москательные ряды, а также Новый Гостиный двор (находился около Кремлевской стены между Никитскими и Спасскими воротами), и два дома «за Яузским мостом» (т. е. в Таганской части, на южном берегу Яузы) загорелись в 9-м часу вечера[459]. Из воспоминаний Бургоня следует, что пожар «Базара» начался еще раньше[460]. Солтык относит начало пожара в районе «Базара» к 9 — 10 часам вечера[461]. Коленкур уверяет, что новость о пожаре в Торговых рядах достигла Квартиры императора к 11 часам вечера[462]. Ему вторит Сюрюг: «…около 11 часов вечера огонь в большой ярости показался в лавках, расположенных у Биржи (напомним: так Сюрюг и многие французы называли Гостиный двор. — В.З.); эти магазины содержали масло, жир и другие легко воспламеняющиеся материалы, превратившиеся в неугасимый очаг. Когда потребовались городские насосы, они не нашлись; распространился слух, что полиция вывезла их, как и все инструменты, необходимые для тушения пожаров; пока с огнем боролись в одной стороне, он вспыхивал с другой с еще большей силой»[463]. Другие свидетели предпочли просто указать, что пожар в районе Китай-города начался вечером 14-го[464].
Видимо чуть позже, уже ночью, вспыхнул пожар на Солянке, у Воспитательного дома[465], который, однако, через несколько часов был потушен.
Кто мог организовать эти очаги пожара? Согласно воспоминаниям Н.Ф. Нарышкиной, дочери Ростопчина, все тот же Вороненко не только уничтожал «склады с зерном, барки, стоявшие на реке, также наполненные зерном», но «и лавки, которые образуют форму базара, в которых были все товары, необходимые для обитателей Москвы»[466]. Сам же Ростопчин в оправдательной книге «Правда о пожаре Москвы» уверял, что пожар учинили «сами сторожа лавок, расположенных вдоль стен Кремля (т. е. в Новом Гостином дворе. — В.З.)». То же Ростопчин написал и в отношении причины пожара в Каретном ряду, который хозяева лавок «запалили по общему согласию»[467].
451
Так, описанный нами ранее «взрыв огромной силы» возле Симонова монастыря некоторые современники связывали именно со взрывом пороховых складов, находившихся неподалеку (см., например, свидетельство Н.Н. Муравьева (Изгнание Наполеона из Москвы. С. 56).
453
См., например, текст Фэна: «За городом, у Немецкой заставы, в изолированных зданиях, мы обнаружили 400 тыс. (фунтов? — В.З.) пороха» (Fain A.J.F. Op. cit. Т. 2. P. 84).
454
См.: О спуске воды из Красного пруда для извлечения затопленных перед нашествием французов артиллерийских снарядов // Бумаги, относящиеся…4. 3. С. 108. По мнению Михайловского-Данилевского, из имущества артиллерийского депо в Москве осталось (и как можно понять, попало в руки неприятелю) 20 тыс. пудов пороха и 27 тыс. ядер, гранат, бомб и брандскугелей (Михайловский-Данилевский А.И. Отечественная война 1812 года: Воспоминания. С. 132. Примеч.). Ш. Ланглуа утверждает, что в самом Кремле было найдено 80 тыс. (фунтов? — В.З.) пороха (Langlois Ch. Notice sur le panorama de l’incendie de Moscou. P., 1839. P. 7). См. также: Ведомость об утраченном в Москве артиллерийском имуществе во время занятия оной в 1812 году неприятелем. 10 сентября (ст. ст.) 1815 г. // Кутузов М.И. Указ. соч. Ч. 2. С. 715–716; Мнение Государственного совета о потерях артиллерийского и интендантского имущества в Москве во время нашествия Наполеона в 1812 г. 7 мая (ст. ст.) 1812 г. // Там же. С. 717–718.
455
П.М. Капцевич — А.А. Аракчееву. Подольск, 6 сентября (ст. ст.) 1812 г. // Дубровин Н.Ф. Отечественная война. № 120. С. 122.
457
Московский немец А.В. Нордгоф писал, что 14 сентября казаки, вооруженные «саблями и пистолетами», зажгли деревянный мост, в то время как «военные магазины с мукой» уже были в пламени (Histoire de la destruction de Moscou. P. 83). О каком именно мосту идет речь? В литературе упорно говорится о том, что казаки подожгли Москворецкий мост «в виду неприятеля» (Попов А.Н. Французы в Москве. С. 34; Катаев И.М. Указ. соч. С. 143; Полосин И.И. Указ. соч. С. 148), и авторы относят это к утру 15-го сентября. Между тем, в источниках никакого подтверждения этому мы не нашли. Несомненно, что от командования русской армии в лице, прежде всего, М.И. Кутузова определенно исходила инициатива уничтожения ряда оставляемых в Москве объектов. «Я сам приказал истребить некоторые магазейны», — заявил Кутузов генерал-адъютанту императора Наполеону Ж.А.Б.Л. Лористону о пожарах в Москве (Переговоры между Кутузовым-Смоленским и французским генералом Лористоном… // Кутузов М.И. Указ. соч. Ч. 1. С. 473). «Прочие же барки, следовавшие позади артиллерийских и задержанные ими, которых не было по сей причине никакой возможности спасти от неприятеля, по повелению покойного г[осподина] же князя Кутузова-С[моленского] сожжены и потоплены» (Мнение Государственного совета о потерях артиллерийского и интендантского имущества… С. 718). Есть также предположение о том, что Кутузов одновременно с Ростопчиным приказал вывезти из города «огнеспасительный снаряд». Однако фактически единственным, да и то очень сомнительным, свидетельством его заметного участия в этом деле является следующее заявление С.Н. Глинки: «А чтобы показать Наполеону, будто бы и войско и обозы движутся к Казани, Кутузов приказал обер-полицмейстеру (также мимо Ростопчина): “Пустить по Владимирке весь огнеспасительный снаряд”, - к которому прикинул несколько конных отрядов. Я видел оба предписания Кутузова Ивашкину, начертанные карандашом собственною его рукою» (Глинка С.Н. Из записок о 1812 годе // 1812 год в русской поэзии и воспоминаниях современников. С. 418). Судя по всему, подобной бумаги о вывозе огнеспасительного снаряда, написанной Кутузовым, никто кроме С.Н. Глинки не видел. Зато хорошо известно подобное предписание, данное Ивашкину Ростопчиным 1 сентября (ст. ст.) 1812 г. (См., например: Бумаги, относящиеся… Т. 1. С. 96).
463
Surugue A. Mil huit cent douze. P. 27–28; Surrugues. Lettres sur l’incendie de Moscou. P. 17 (письмо от 19 октября 1812 г.)
464
Кольчугин Г.Н. Указ. соч. С. 47; Castellane E.V.E.B. Op. cit. P. 154; Pion des Loches A.A. Op. cit. P. 126–127. «Я был поднят пожаром, который запылал тем же вечером в квартале, где находилась лавка», — записал в своем дневнике Кастеллан, готовивший квартиру для генерал-адъютанта Нарбонна в одном из частных домов недалеко от Кремля. «Русское правительство отрядило солдат полиции для исполнения этой операции», — констатировал он в следующей строке (Castellane E.V.E.B. Op. cit. P. 154). Пришлось прервать прекрасный обед, который он благодаря гостеприимству одного московского француза, запивал бордосским вином, капитану Пьон де Лошу. Неожиданно ворвавшийся хозяин закричал: «А! Господа, какое несчастье! Биржа горит!» — «Что такое биржа?» — спросил капитан. — «Здание более обширное, чем Пале-Рояль, полное ювелирных предметов, бижутерии и самых ценных изделий мира». Пьон де Лош выбежал из дома и увидел горизонт в огне. До его слуха донеслись слова, сказанные одним из его лейтенантов: «Мы пропали, русские решили сжечь Москву. Надо спасать парк» (Pion des Loches А.А. Op. cit. P. 126–127).