Наконец, около 5 вечера Наполеон сел на лошадь и в сопровождении Даву, находившегося недалеко от заставы, объехал деревню, которая раскинулась перед городом (le village qui est pres de la ville). Возвратившись к заставе, император в 5 часов вечера въехал в предместье. Он проехал до полуразрушенного моста через Москву-реку, перешел ее вброд, доехал до конца улицы, затем вернулся к мосту. Здесь император оставался до наступления ночи. Он торопил с починкой моста, продолжал получать сообщения о положении дел в городе и о движениях своей и русской армии[63].
Что же происходило в эти часы в самом городе?
Двигаясь от Поклонной горы дальше, цепь французского авангарда шла уже теперь по пятам за русскими казаками. Время от времени, русские и французы смешивались между собой, при этом не только не проявляя вражды друг к другу, но и всячески демонстрируя приязнь и уважение.
Возле Дорогомиловской заставы к французской цепи подъехал штабс-ротмистр Акинфов. Он вновь хотел видеть Мюрата, чтобы передать ему новое предложение Милорадовича[64]. Мюрат принял Акинфова, как утверждал последний, «очень ласково» и «беспрекословно согласился» на новое предложение продлить перемирие до 7 часов следующего утра, но потребовал, чтобы всё, не принадлежавшее армии, было оставлено в Москве. Озабоченный тем, чтобы в Москве не было беспорядков и жители не покинули город, Неаполитанский король осведомился, сообщил ли Акинфов московским жителям, как он того требовал часа 2 назад, что они будут в совершенной безопасности. Офицер, хотя и не имевший возможности с кем-либо говорить об этом в Москве, уверил, что это поручение было исполнено.
Головные части авангарда Мюрата вступили в Дорогомиловское предместье в два — начале третьего часа пополудни[65]. Впереди шла кавалерия 2-го кавалерийского корпуса под командованием Себастьяни. Раньше всех в город вступил 10-й польский гусарский полк, за которым шёл прусский 1-й сводный уланский полк, затем вюртембергский 3-й конно-егерский полк, после — четыре французских гусарских и егерских полка 2-й дивизии лёгкой кавалерии. Вместе с кавалерией двигалась конная артиллерия[66]. За ними шла тяжелая кавалерия 2-го кавалерийского корпуса (2-я и 4-я дивизии тяжелой кавалерии), затем — 4-й кавалерийский корпус[67]. В составе авангарда была пехотная дивизия генерала М.М. Клапареда (Легион Вислы), приписанная к Молодой гвардии, и 2-я пехотная дивизия под командованием генерала Ф.М. Дюфура из 1-го армейского корпуса.
Вступление французской армии в Москву 14 сентября 1812 г. (фрагмент). Гоавюра Бовине по оригиналу Куше-сына. 1-я четверть XIX в.
Кавалеристам был отдан строжайший приказ не слезать с коней и не выезжать из строя[68]. Хирург Г. Роос, который ехал со своим вюртембергским 3-м конноегерским полком сразу вслед за передовым 10-м польским гусарским, вспоминал: «Пока мы ехали по улице до реки Москвы, не было видно ни одной обывательской души. Мост был разобран, мы поехали вброд; пушки ушли в воду до оси, а лошади — до колен»[69]. О том же пишет и Солтык, оказавшийся в составе авангарда. Он видел прямо впереди французского авангарда казаков, «которые служили своего рода гидами»; «они двигались медленно, без опаски, и, переходя через реку, напоили своих лошадей в реке; Неаполитанский король сделал то же самое, как и его свита»[70].
Миновав переправу, русские и французы, офицеры и солдаты, снова перемешались. Неаполитанский король оказался среди русских, он остановился и возвысил голос:
— Есть ли офицер, который говорит по-французски?
— Да, сир, — ответил один юный русский офицер, приблизившийся к нему.
— Кто командует арьергардом?
Юный офицер сделал несколько шагов и представил королю пожилого офицера с воинственной фигурой, одетого в «форму регулярного казака».
— Спросите его, я прошу Вас, знает ли он меня?
— Он говорит, сир, что знает Ваше величество; и что он всё время видел Вас в гуще огня.
Этот, в общем-то, правдивый ответ не мог не польстить Неаполитанскому королю[71].
Во время этого короткого разговора Неаполитанский король обратил внимание на бурку (французы пишут о небольшой шубе) с длинной шерстью, которая хорошо служила пожилому офицеру на биваках. Офицер тотчас же снял её со своих плеч и предложил королю, которую тот принял. Король, застигнутый любезностью русского офицера врасплох, и не имея ничего, что можно было бы подарить взамен, обратился к ординарцу императора Гурго, оказавшемуся рядом: «Дайте мне Ваши часы». Гурго, скрепя сердце, вынужден был расстаться со своими очень красивыми и дорогими часами[72].
64
Акинфов нашел Милорадовича недалеко от Яузы. Сообщив генералу о согласии Мюрата принять предложение Милорадовича о перемирии, он услышал: «Видно французы очень желают занять Москву. Поезжайте опять к Мюрату и предложите ему, в дополнение прежнего условия, заключить перемирие до семи часов следующего утра, чтобы дать время выйти из города обозам и отсталым. Иначе будем обороняться в Москве».
66
Роос Г. Указ. соч. С. 141. Сведения Рооса, который служил в 3-м вюртембергском конно-егерском полку «герцог Луис», полагаем убедительными.
67
Церрини подтверждает, что тяжелая кавалерия 4-го кавалерийского корпуса фактически замыкала колонну авангарда (Cerrini di Monte Varchi С. F. Op. cit. S. 389). Предполагаем, что дивизия лёгкой кавалерии под командованием бригадного генерала Бёрмана 3-го армейского корпуса, приданная 2-му кавалерийскому корпусу, была использована в тот день для пикетов, растянувшихся у пригородов Москвы, дабы не допустить в город проникновения мародёров.
71
Коленкур, который не мог присутствовать при этой сцене, впрочем, как и все остальные «свидетели» (Деннье, Сегюр, Фэн и Боссе), вложил в уста казачьего офицера следующие слова: «Мы до такой степени восхищаемся Вами, что наши казаки дали себе слово не стрелять по столь храброму принцу. Но, между тем, однажды, прибавил он, с Вами может произойти несчастье» (Caulaincourt A.A.L. Op. cit. Т. 1. P. 3–4).
72
Denniee P.P. Op. cit. P. 86–87. О том, что эта сцена, по- видимому, действительно произошла между обрушившимся мостом через Москву-реку и кварталами Арбата, свидетельствуют строки Фэна (Fain A.J.F. Op. cit. Т. 2. P. 52). См. также: Bausset L.F.J. Memoires anecdotiques… P. 115; Segur Ph.P. Op. cit. P. 172.История о беседе Неаполитанского короля с казаками, сопровождавшаяся раздачей «часов всех своих адъютантов и других офицеров штаба», в тот же день получила широкое хождение среди чинов Великой армии (См., например, рассказ Комба со слов некоего баварского офицера (Французы в России. Т. 1. С. 253)).
А.Н. Попов, как само собой разумеющееся, считает, что казачьим офицером был ни кто иной, как полковник Ефремов.