Читать онлайн "1812. Великий год России (Новый взгляд на Отечественную войну 1812 года)" - Троицкий Николай Алексеевич - RuLit

Дворянские историки лгали, превознося «единение сословий вокруг престола» в 1812 г. Даже внутри самого дворянства и духовенства не было, как мы видели, должного единения. Что же касается крестьян, то их классовая борьба с феодалами именно в тот год обрела размах, небывалый ни раньше, ни позже за всю первую четверть XIX в.

Собственно, дворяне именно потому плохо вооружали тогда народ для борьбы с нашествием, что боялись, как бы он не обратил оружие против них. Ф.В. Ростопчин осторожничал: «Мы еще не знаем, как повернется русский народ»[909], а сенаторы пугали Царя: «Крестьяне выжидают только первого знака к бунту»[910]. Оказалось — пугали не зря. Антикрепостнические бунты крестьян охватили в 1812 г. 32 губернии[911]. Если за 1801–1811 гг. произошло 204 таких выступления, т. е. в среднем по 19 в год[912], то в 1812 г. — 67, причем как минимум в 20 случаях они были подавлены лишь с помощью войск[913]. Такого числа активных выступлений крестьян не было в первой четверти XIX в.; годы наивысшего подъема крестьянского движения той эпохи — 1818 и 1822 — дали соответственно лишь 40 и 46 волнений[914].

Это объясняется рядом причин[915]. Обычные для крепостной России бедствия трудящихся (крестьян продавали, как скот, а обращались с ними хуже, чем со скотом: секли насмерть, держали в рогатках и на цепи, физически и морально калечили их)[916] усугубила война с ее разорением и ростом налогов более чем в 2 раза. Феодальный гнет становился невыносимым, а ряд обстоятельств, связанных с войной, стимулировал антикрепостническую активность крестьян. Ведь крестьяне массами собирались тогда по стране и организовывались в ополчения, партизанские отряды, дружины самообороны и т. д., вооружались, приобретали военные навыки. Патриотическая, хотя и казенная, пропаганда тоже возбуждала их (неожиданно для властей) против помещиков, ибо «часто употреблявшиеся слова «свобода», «освобождение» и т. п. порождали… иллюзию о ликвидации крепостной зависимости»[917].

Волновались, восставали против своих господ крестьяне и в губерниях, охваченных войной (Смоленской, Витебской, Могилевской, Минской, Московской), и в отдаленных (Вологодской, Пермской, Тамбовской, Саратовской, Оренбургской). Только в Вышневолоцком уезде Тверской губ. вспыхнуло больше 30 волнений[918]. «Целыми селами» бунтовали крестьяне Волоколамского уезда Московской губ.[919]. Больше 4 тыс. взбунтовавшихся крестьян Ельнинского уезда Смоленской губ. уступили только регулярным войскам (34. С. 167), а яростный бунт крестьян восьми деревень Дорогобужского уезда той же губернии так напугал местные власти, что они в официальных документах наименовали его «революцией»[920]. Самыми крупными по масштабам были волнения 20 тыс. приписных крестьян в 12 волостях Пермской губ.[921], а самыми упорными — бои крепостных заводчика А.И. Яковлева в Череповецком и Устюженском уездах Новгородской губ., где бунтари не поддались на уговоры архимандрита Паисия, а затем обратили в бегство регулярный кавалерийский полк[922].

Важной особенностью классовой борьбы в России 1812 г. были восстания ополченцев, т. е. вооруженного народа, который, как этого и боялись дворяне, поворачивал оружие против внутреннего врага. Бунтовали осенью 1812 г. московские и саратовские ополченцы[923], но самым грозным был вооруженный бунт трех полков Пензенского ополчения 21 декабря одновременно в трех городах: Инсаре, Саранске и Чембаре. Больше 7 тыс. ратников, возмущенных крепостническими порядками в ополчении, захватили Инсар, посадили в городскую тюрьму своих офицеров и уже строили для них возле тюрьмы три виселицы[924]. Простой люд Инсара поддержал ратников. «Это не Пугачево: тогда вас не всех перевешали, а нынче уже не вывернетесь!» — заверяли повстанцы «дворян-супостатов»[925]. Против восставших были двинуты регулярные войска с артиллерией. Десятки ополченцев погибли в бою, а прочих ждала расправа, более страшная, чем смерть на поле боя: только в Инсаре 38 из них были засечены кнутами; в Саранске 8 человек после кнутобойства с вырезанием ноздрей отправлены в Нерчинск на каторгу, 28 — биты шпицрутенами и 91 — палками[926].

Вообще расправа с бунтующими крестьянами тогда, по условиям военного времени, была очень жестокой, причем нередко чинили ее боевые генералы, вплоть до самых видных. По приказам П.Х. Витгенштейна каратели расстреливали и вешали «зачинщиков» крестьянских волнений в Псковской, Витебской губ. и в Лифляндии[927]. М.Б. Барклай де Толли 31 июля приказал подавить бунт крестьян с. Рудня в Смоленской губ., а «зачинщиков бунта, яко изменников веры и отечества, повесить» (26. Т. 17. С. 165). М.И. Кутузов здесь, как мы уже это видели, не был исключением[928].

В целом, как отмечает Н.И. Сошин, «впервые после крестьянской войны 1773–1775 гг. страх помещиков перед всеобщим крестьянским восстанием стал государственной проблемой»[929], едва ли меньшей, чем отпор внешнему врагу Показательно, что российские помещики в 1812 г. во многих случаях искали спасения от собственных крестьян у французов. Например, в д. Смолевичи и ряде деревень Борисовского повета Минской губ., на Витебщине и Смоленщине русских крестьян усмиряли, по просьбе их помещиков, французские каратели (2. С. 339; 25. Т. 5. С. 89). Выходило, что в разных местах страны одновременно подавляли крестьянское движение войска Александра I и Наполеона.

С другой стороны, солдатская масса «Великой армии» разносила по России антикрепостнические настроения. Сохранились документы о совместных выступлениях русских крестьян и французских солдат против русских помещиков. В Полоцком уезде Витебской губ., в Ельнинском, Сычевском, Поречском и Юхновском уездах Смоленщины, в ряде подмосковных селений с июля по сентябрь местные крестьяне громили барские усадьбы с помощью французов (5. Т. 10. С. 859)[930] или делали это сами, избивали своих хозяев и везли их связанными на суд и расправу к французам, как было в Поречском и Велижском уездах Смоленской губ. (26. Т. 14. С. 282–283).

Недаром российские феодалы проклинали тогда французских солдат как «сущую заразу» революции, а самого Наполеона ругали «французским Пугачевым» или «братом Емельки Пугачева» (5. Т. 10. С. 363)[931], не напрасно били тревогу о том, что «нашествие Наполеона взволнует крепостное население России» (25. Т. 5. С. 79). Даже генерал Н.Н. Раевский, известный передовыми взглядами, тревожился в июле 1812 г.: «Я боюсь прокламаций, чтоб не дал Наполеон вольности народу боюсь в нашем краю внутренних беспокойств»[932].

Историки давно задумываются над тем, почему Наполеон не отменил крепостное право в России и что было бы, если бы он дал свободу крестьянам, как уже сделал это в 1807 г. в Польше, а ранее в целом ряде стран Западной Европы[933]. Перед нашествием на Россию Наполеон получал от своих агентов заверения, что может рассчитывать на крестьян, «которые будут очень расположены встать на сторону победоносной французской армии», ибо «только и мечтают о свободе»[934]. В мае 1812 г. император предписал министру иностранных дел Г.-Б. Маре «заложить очаги восстания» внутри России усилиями специальных агентов (43. Т. 23. С. 444), которые тут же получили от Маре такую инструкцию: «Необходимо найти среди казаков какого-либо смелого, который бы отважился организовать восстание и повторить историю Пугачева»[935]. 5 августа, находясь в Витебске, Наполеон советовался с Евгением Богарне, «какого рода декрет и прокламацию можно было бы выпустить, чтобы возбудить восстание крестьян в России и привлечь их на свою сторону» (43. Т. 24. С. 123). Подобное же намерение он обсуждал в Москве[936]. Думается, что все это — нечто большее, чем только «социально-демагогическое средство «попугать помещиков»», как обычно считают[937].