«Неприятель начал свою переправу у Ковно <…> Вместо того чтоб его атаковать, первая армия тотчас без выстрела отступила за Вильну <…> По первому предложению мы, разбивши поляков, отступили бы к Тормасову, а главная армия тож должна была действовать наступательно. Князь получил в ответ – идти на Минск и оттоль стараться соединиться с первой армией. Едва сделали мы несколько маршей, как вдруг пишет государь, что он будет стоять в Свенцианах, чтоб мы шли на пролом корпуса Даву и с ним соединились. Мы уже начинали сходиться с французами, как вдруг получили от государя, что он отступает <…> Мы хотели идти опять в Минск и направили туда наше шествие, но получили [известие], что все дороги перерезаны неприятелем. Продолжение сего направления лишило бы нас обозов и продовольствия. К величайшему нашему удовольствию, получили мы вскоре, что государь предоставляет князю уже не искать с ним соединения, но действовать по его воле, почему мы следуем к Слуцку и, может, к Бобруйску, где остановимся <…>
Никогда войска не хотели так драться, и, конечно, имея 50 тысяч, мы 80-ти не боимся. Итак, без выстрела мы отдали Польшу. Завтра государь с армией [будет] за Двиной. У нас вчерась первая была стычка. Три полка кавалерийских насунулись Платова. Платов их истребил. Начало прекрасное. Государь пишет, что все силы и сам Бонапарте устремлен на нас. Я сему не верю, и мы не боимся. Если это [действительно] так, то что ж делает первая армия? <…>
Что предполагает государь – мне неизвестно, а любопытен бы я был знать его предположения. У него советник первый Фуль – пруссак, что учил его тактике в Петербурге. Его голос сильней всех. Общее мнение, что есть отрасли Сперанского намерения. Сохрани Бог, а похоже, что есть предатели».
Как видим, страна к войне оказалась не готова, в войсках в первые ее дни царило полное непонимание того, что происходит. Войск было много, но все они стояли на большом расстоянии друг от друга, и никто толком не знал, кто куда должен идти. Русские генералы видели главную причину всего этого в окружении императора Александра, взявшего на себя верховное главнокомандование, несмотря на то что никогда не служил в действующей армии. А его главная квартира «была битком набита знатными бездельниками».
Достаточно назвать такие фамилии, как Армфельд, Вольцоген, Штейн, Паулуччи и т. д. Но, пожалуй, главной проблемой был прусский генерал Карл-Людвиг-Август фон Фуль (или, как иногда неправильно пишут, Пфуль), упомянутый генералом Раевским. Историк Дэвид Чандлер совершенно справедливо называет Фуля «последним по старшинству и по способностям». Но зато он был в большом фаворе у императора Александра и фактически в начале войны играл роль его «серого кардинала».
Карл фон Фуль
Служащий Петербургского почтамта И.П. Оденталь с недоумением обращался к московскому почт-директору А.Я. Булгакову:
«Мы здесь ничего не знаем, ничего не понимаем <…> Мне уж представляется, что Бонапарте задал всем действующим лицам нашим большой дозис опиума. Они спят, а вместо них действуют Фули, Вольцогены. Проснутся – и увидят, кому они вверили судьбу нашу. Сюда прибыл еще Штейн. Вот еще детина! Что ж нам прикажут, несчастным, делать? Увы – воздыхать! Есть уже разные слухи о Фуле».
Надо было быть полным безумцем, чтобы взять таких людей себе в военные советники, но император Александр сделал это. В результате под руководством таких «специалистов» в русской армии штабы погрязли в мелочах и волоките, но самым острым был недостаток вооружения – и по количеству, и по качеству. Как отмечает историк Н.А. Троицкий, «неповоротливость казенных ведомств, безалаберность частных заводчиков срывали выполнение военных заказов». Что же касается основной части офицерского состава, то она, по оценке Дэвида Чандлера, «была ленива, малограмотна, не имела нужных навыков и предавалась пьянству и азартным играм».
Относительно генерала фон Фуля следует сказать, что его главным детищем был Дрисский лагерь, который по его инициативе был создан перед самым началом войны в излучине Западной Двины, между местечком Дрисса (ныне это город Верхнедвинск) и деревней Шатрово. В него, согласно плану Фуля, должна была отступить первая русская армия, а вторая в это время должна была действовать во фланг и в тыл Наполеона. Как говорится, гладко было на бумаге…
М.Б. Барклай де Толли, как пишет в своих «Записках» генерал А.П. Ермолов, нашел в этом лагере следующие серьезные недостатки: