Другой насущной проблемой администрации стал контроль за состоянием медицинской службы и городских госпиталей.
Приближение театра военных действий к Шомону, естественно, вызвало поток раненых. Уже схватка 18 января вюртембержцев с частями Мортье не могла не доставить хлопот шомонским медикам. 24 января произошла схватка в 30 с небольшим километрах от Шомона у Бар-сюр-Оба, утром 25 января части Вреде вошли в Бар-сюр-Об[1569], 26 января, по свидетельству Дарденна, в Шомон привозят новую партию раненых. 1 февраля — сражение примерно в 50 км от Шалона при Ла Ротьере. 27 февраля опять сражение у Бар-сюр-Оба: в течение всего дня в Шомоне была слышна канонада с этой стороны, а следующие два дня в город постоянно прибывали раненые. Дарденн упоминал повозки с многочисленными ранеными, которые, несмотря на холод, были укрыты лишь тонкой холстиной: воздух оглашали стоны и крики этих «несчастных жертв честолюбия». Это разрывало профессору сердце, он не выдержал этой сцены и, проклиная войну, убежал прочь[1570].
Сразу стало понятно, что больница города не вместит такого количества пациентов. Из-за нехватки места в больнице раненых стали размещать в помещении библиотеки колледжа. Это посягательство на библиотеку иезуитов вызвало у Дарденна не меньше стенаний, чем сам вид раненых: «…B Шомоне была неплохая библиотека около 80 000 томов, хранителем которой был один из моих коллег. Она занимала два зала колледжа. Русские сделали в этих помещениях госпиталь для раненых. Члены магистрата протестовали, но не были услышаны: книги свезены в хлебный амбар, где их могли намочить снег и дождь»[1571].
Всего в Шомоне было 4 госпиталя на 2000 коек. Госпитали были также в соседних Лангре, Сен-Дизье, Жуанвилле, Бурбон-ле-Бэне[1572]. В колледже Шомона госпиталь, о котором писал Дарденн, если верить архивным документам и их исследователям, был открыт 10 февраля приказом Рэжекура[1573].
19 февраля последовал приказ Рэжекура относительно военных госпиталей в Шомоне, Лангре и Бурбон-ле-Бэне. Отмечалось, что несправедливо, когда содержание госпиталей полностью ложится на плечи тех коммун, в которых они расположены. Поэтому для каждого госпиталя определялся круг близлежащих коммун, обязанных ему помогать как в натуральной форме для обеспечения повседневных нужд, так и деньгами для закупки лекарств, которые реквизировать было невозможно[1574]. Ту же цель — обеспечить госпитали медикаментами — преследовал приказ от 21 февраля о своевременной уплате положенных налогов: за просрочку уплаты налога (по небрежности или умышленно) грозил большой штраф. Приказы эти поначалу не возымели должного эффекта, и 15 марта из штаб-квартиры союзников администрации департамента пришло распоряжение собрать с жителей Верхней Марны 150 000 франков на нужды госпиталей[1575].
На содержание одного офицера в госпитале выделялось в день 1,65 франка, на солдата — 0,90, на захоронение — 2 франка. Администрация внимательно следила за состоянием дел в этих госпиталях. Так, 25 февраля Рэжекур обращает внимание муниципалитета на нехватку санитарок и перевязочного материала в одном из городских госпиталей. 8 марта новая ремарка относительно грязи и всяческих отбросов во дворе госпиталя, отсутствие дров и угля, бинтов и зажимов, пренебрежение медсестер и докторов своими обязанностями. Рэжекур угрожал всех наказать, если ситуация не улучшится[1576].
Под различные службы, обеспечивающие содержание союзнических войск, были приспособлены и другие общественные здания города. Мэрия, префектура, бывший монастырь урсулинок, дворец юстиции — все было занято под нужны союзников. Не пострадал только театр: два или три раза в неделю здесь давали представления. Дарденн уверял (но верится ему с большим трудом), что на эти представления ходили исключительно офицеры союзников: местные отказывались сидеть рядом с врагами[1577]. Король Пруссии не пропустил, кажется, ни одного представления; российский император иногда любезно предоставлял своих музыкантов для театрального оркестра, хотя сам редко посещал спектакли. Императора Австрии вообще никогда не видели в театре; напротив, он часто ходил в церковь молиться. Как говорили в народе, он просил у Бога прощения за ту роль, какую его заставляли играть[1578].
1569
«Враг предался грабежам и самым неслыханным насилиям без учета возраста и пола, — писал Пужья, — все, что было ценного, разграбили, а остальное сожгли или сломали». См.:
1572
В Бурбон-ле-Бэне в июне 1814 г. разместили 600 русских раненых, а в отношении их содержания и дальнейшей экипировки и транспортировки на родину была заключена соответствующая межправительственная конвенция. См.:
1573
Ibid. Р. 12–13. Логичным было бы открытие в Шомоне нового госпиталя уже 1 февраля, в день сражения при Ла Ротьере, в котором именно русские понесли наибольшие потери.
1576
Ibid. Р. 13, 14. Как отмечал Стинакер, угрозы такого рода по большей части оставались на бумаге, нежели претворялись в жизнь: администрация проявляла больше твердости по форме, чем по существу. См.: