Справедливости ради замечу, что интересовали французов не только русские с их пугающей экзотикой — «казаками», но и вообще всякие новости о происходившем, да и появление любых новых лиц. Так, в небольшой коммуне Фошкур, куда 24 января прибыли три баварца с приказом о реквизициях, во дворе у мэра собрались почти все жители деревни, а через минуту любопытные заполнили и сам дом: это ведь был их первый контакт с иностранными военными[297].
В опубликованных в 1856 г. А. Лебером «отрывках из одного дневника» есть свидетельство, что, когда казаки вступили в Кольмар, горожане, затаив дыхание, сначала издали следили за их прибытием на центральную площадь. Но затем кольмарцы понемногу осмелели и постарались удовлетворить выказанное военными желание утолить жажду. «Вскоре площадь была заполнена любопытными, пожимавшими руки вражеским солдатам»[298]. Аналогичное любопытство проявили и компьенцы: «24 февраля весь город пришел в движение, чтобы пойти посмотреть на нескольких пленных казаков»[299]. Конечно, обыватели в массе своей едва ли при этом планировали «наблюдать» за казаками, они хотели на них «поглазеть».
А вот как описывает вступление казаков в Шомон профессор местного колледжа пылкий республиканец Пьер Дарден: «К полудню город охватил большой страх. Отряд казаков, направляясь в Лангр, зашел и в наш город. С их приближением толпа выстроилась вдоль дороги, чтобы наблюдать их проход: в толпе было много детей в военных костюмах, в касках, с патронными сумками из бумаги и деревянными саблями. Некоторые из этих грабителей, без сомнения, думая, что это была пародия на русские или австрийские войска, направили на них опущенные пики, пугая. Толпа детей бросилась через поля врассыпную. Вслед за детьми испугались и взрослые, бросившись с криками, кто куда. Поспешил ретироваться и я. Один казак пустился по моим следам, потрясая пикой, в которой было 6 футов длины. Я остановился, как бы позволяя ему проехать. Он был уродлив, как дьявол, и в лохмотьях, как нищий. Он меня спросил на плохом жаргоне, который я больше уловил, чем понял, остались ли французские солдаты в Шомоне. После моего отрицательного ответа он пронесся галопом по улице, подражая примерно двадцати своим товарищам, которые также пустились вскачь с большой скоростью»[300].
Как мы видим, профессор — не высокого мнения о казаках, которых он готов рассматривать не более как «скотину» (animal), обитающую «по праву завоевания» «в районе Азовского моря, на берегах античного Танаиса». Дарден обращается в письме к своему другу: «Вообразите себе людей достаточно посредственной внешности, среднего роста, с бородой, как у козла, и некрасивых, как обезьяны»[301]. «Они совершенно не имеют униформы, одежда их различных цветов, часто рваная или латаная. Казаки — настоящие канальи России. И это завоеватели Франции! До какой степени деградации мы докатились!»[302]
Эти письма Дардена обильно цитировал в своем исследовании Стинакер, внимание которого также привлекло описание внешнего вида казаков. Одежда казаков — свободное платье, напоминающее сутану священника. Некоторые из них носят высокие цилиндрические шапки, некоторые круглые и плоские, «наподобие наших овернцев»; «некоторые одеты в овчинные полушубки, предохраняющие их от холода, некоторые же <…> носят на своих плечах широкий плащ из шкуры медведя. <…> в целом все они были весьма оборваны»[303].
Дарден отличал регулярных казаков от нерегулярных, но принципиальной разницы между ними не видел: «Есть казаки, которые называются регулярными, они сведены в полки и менее гнусны, чем те, о которых я вам говорил, хотя принадлежат одной нации: они хоть немного соблюдают воинскую дисциплину, в то время как первые к ней совершенно неспособны и большие воры по своему призванию». Склонность к грабежу, полагал Дарден, в самой «природе» казаков: когда они не могут больше грабить врага, они грабят своих офицеров и друг друга, они подошли бы, скорее, шайке разбойников Картуша, чем армии одного из главных суверенов Европы[304].
Письма Дардена, популяризированные благодаря книге Стинакера, станут источником вдохновения и для других мемуаристов и краеведов. Так, воспоминания о казаках мэра коммуны Море-сюр-Луан, изложенные Г. Лиоре, весьма похожи (вплоть до описания головных уборов казаков) на текст Дардена: «Родом с берегов Азовского моря и берегов Дона казаки были мужчинами татарского типа, среднего роста, бородатыми и некрасивыми. Их одежда состояла из длинного левита, застегивающегося спереди и подпоясанного вокруг поясницы кушаком. Те, кто побогаче, носили разновидность халата из синего сукна с красным поясом. Поверх накидывали еще баранью или медвежью шкуру. Некоторые водружали себе на голову высокую цилиндрическую шапку, другие — круглую широкополую шляпу, похожую на ту, что носят наши овернцы. Об униформе как таковой говорить не приходится, они, казалось, были удовлетворены своей грязной и жирной одеждой <…>. Почти все были верхом, но некоторые ехали в повозках. Слывшие отличными всадниками, они восседали в высоких седлах на длинногривых лошадях, плохо сложенных, но сильных и быстрых. Эти седла, известные как казачьи седла, освобождали на крупе лошади место, которое использовалось для перевозки добычи. Не используя шпоры, они обычно заменяли их кнутом; их пики, с которыми они очень ловко управлялись, достигали от восьми до десяти футов в длину»[305].
297
298
301
304
Цит. пo: