* * *
Из дневника капитана Гребнева.
На Северной стороне довольно много жителей. Они ютятся во временных жилищах, так как жить на южной стороне практически невозможно. Много раненых, покорно дожидающихся своей очереди на операцию. Стоны и кровь. Постоянно подносят новых искалеченных людей.
Мельком видел Пирогова. Он в окровавленном переднике, шел между рядами раненых и распределял, кого нести в операционную в первую очередь. С ним были еще один врач и молодая девушка, почти ребенок. Обстановка, по своему духу, да и по запаху, напомнила мне дивизионный лазарет под Варшавой.
На Южную сторону перешли по наплавному мосту около Михайловской батареи, в которой расположен один из многочисленных госпиталей. Казаки, кроме двух пошедших с нами, остались помогать раненым.
Город сильно разрушен, но не горит. Видимо то, что могло сгореть, сгорело. Поминутно слышен свист ядер с чмокающим звуком впивающихся в землю или с грохотом делающих пролом в очередной стене. Вообще можно было закрыть глаза и полное впечатление, что никуда ты с фронта не уезжал.
Наш 'билет на встречу', больше показывать не пришлось. Все буквально, узнав, что мы из бригады, идущей на подкрепление, советовали или просто показывали дорогу.
Нахимова нашли в морском собрании. Выглядел он совсем таким как на портретах, под глазами набрякли складки и залегли тени. После доклада о прибытии, что вызвало большое оживление у всех присутствующих, Ларионов попросил личной аудиенции. Нас пригласили в отдельный зал.
Сказать, что Павел Степанович был поражен, это ничего не сказать. Выложенные на стол в качестве доказательств казачья винтовка, наши 'Наган' и 'Браунинг ?2', россыпь патронов, документы, 'Наставление для действия пехоты в бою' шестнадцатого года издания, полевые офицерские книжки, Уставы, наконец, наши офицерские удостоверения с фотографиями и деньги, убедили его, что он не спит, а мы не сумасшедшие. На вопрос, как такое могло произойти, удовлетворительного ответа мы дать не смогли и предложили Павлу Степановичу, считать это вмешательством Божьим.
Обговорив первоочередные меры по отражению неприятеля в завтрашнем штурме, я с казаками отправился назад на Северную сторону к бригаде. С легкой руки Андрея, оставшегося с Нахимовым, наш статус был повышен до бригадных размеров.
* * *
После того, как ушел Гребнев, отправленный к бригаде, Нахимов подверг Ларионова самому форменному допросу. Его интересовало все: чем кончилась Крымская кампания, как будет протекать кампания на Кавказе, скоро ли будут замирены горцы, судьба черноморского флота, какие будут корабли, и еще множество вопросов. Далее Павел Степанович, сказав 'Без чинов', стал интересоваться о дальнейшем ходе мировой истории, истории войн, в каком порядке шло престолонаследование, почему произошло именно так, а не иначе. Особенно его интересовал любимый флот, тенденции в кораблестроении, новые типы судов. Ларионов в конце разговора, чувствовал себя, как выжатый лимон. На конкретные вопросы адмирала, следовало давать такие же конкретные ответы, а по многим вопросам полковник мог дать только свои оценки.
Узнав, что Гребнев был из семьи инженера-кораблестроителя, то есть знал по этой специальности гораздо больше, чем собеседник, Павел Степанович искренне расстроился.
- Ах, зачем Вы-с его отпустили Андрей Васильевич! Ведь столько интересного, ... Ну, ладно, хорошо-с. Обязательно, обязательно поговорим еще, ведь и половины чувствую не узнал-с. Давайте с Вами еще раз уточним-с, наши действия на завтра. Я соберу начальников отделений, и начальников войск Корабельной, и Городской сторон-с.
Старомодная привычка Нахимова добавлять 'с', стала забавлять Ларионова при всем его уважении к адмиралу.
- Павел Степанович, я попросил бы Вас, вызвать не всех начальников дистанций, а только пятой и четвертой, также начальствующих в первом, втором, третьем и 'Корниловском' бастионах. Ну и командиров полков левого фланга означенных в диспозиции.
Нахимов задумался на мгновение и принял решение.
- Вызову еще Эдуарда Ивановича, а командующих на бастионах, пожалуй, звать не будем-с. Нам лучше будет пройти самим по бастионам. На месте и поговорим-с.
Водилась за Павлом Степановичем привычка, тащить нового знакомца на банкет бастиона и там под пулями посмотреть, что собой представляет собеседник. Ларионов отнюдь не был трусом, лично водил в атаку и роту и батальон на немецкие пулеметы, но как человек другой эпохи не видел смысла в глупом бравировании личной храбростью под пулями. 'Другой век, другие люди, другие представления о храбрости, с этим тоже надо будет, что-то делать'.