Пожилой человек в коротком полушубке и полосатых бархатных брюках выехал им навстречу на лошади:
— Вы к кому, панове?
— Нам нужен хозяин.
— Старый пан Бляш?
— Да, пане.
— Могу я узнать зачем?
— Извините, пане, мы по личному вопросу.
Вержбицкий вынул визитную карточку:
— Пожалуйста, — и махнул рукой в сторону Мордхе. — Это мой коллега, пан Алтер… Будьте так добры, передайте пану Бляшу наши карточки…
Всадник посмотрел на Мордхе, словно его имя было ему знакомо, и указал на себя:
— Чем может Бляш быть вам полезным?
— Мы пришли к вам, пане Бляш, — поклонился Мордхе, — мы узнали, что вы поляк, и пришли просить совета… Я буду с паном откровенным, мы едем участвовать в восстании. Комиссар, который и сам поляк, задержал нас на таможне. Он пожалел нас и не хотел, чтобы пролилась кровь невинных. По правде говоря, — улыбнулся Мордхе, — он пропустил меня, еврея, а моего друга, католика, отправил обратно. Даже если бы мы хотели вернуться, пане Бляш, у нас нет на это денег… И мы пришли…
— Вы, конечно, устали, панове. — Бляш слез с лошади и передал поводья слуге. — Проходите, помоетесь, пообедаете с нами, об остальном я позабочусь.
Мордхе заметил цицес от арбоканфеса, висевшие у Бляша поверх бархатных брюк. Старик крикнул:
— Магда!
Полька вышла из кухни и поклонилась пану:
— Я здесь.
— Проводи панов в левый флигель. — Он повернулся к гостям. — Через полчаса будем обедать… Ну, ну, никаких отговорок, до встречи.
Глава третья
Практичный Залман
Настроение у Мордхе и Вержбицкого сразу изменилось. Они помылись, привели в порядок помятую одежду и приготовились к обеду. После разговора на таможне и нескольких дней скитаний доброе отношение Бляша позволило им забыть о происшедшем и прийти в бодрое расположение духа.
Вержбицкий свистел, а Мордхе рассматривал через открытую форточку старые голые дубы, закрывавшие заснеженными ветками коровник и конюшню, льнувшие к каменным стенам флигелей и поглядывавшие сверху на круглые башни, которые напоминали крепость.
Со двора, тянувшегося за садом, доносился тихий шум, похожий на плеск воды под мельничным колесом. Мордхе прислушался, чтобы понять, откуда доносится шум. Несколько крестьян, расчищавших снег на замерзшей реке вокруг замка, привлекли внимание Мордхе.
Он смотрел на плечистых крестьян в овечьих тулупах, на их бороды, покрытые изморозью. Подошли крестьянки с глиняными горшками с едой. Крестьяне тут же прекратили работу, облокотились на лопаты и посмотрели на небо.
— Уже больше двенадцати.
— Точно больше двенадцати!
— А почему не пробило двенадцать?
— Авром?
— Он еще не закончил работу.
Мордхе замер, как при виде чуда. Ему хотелось понять, он на самом деле услышал еврейское имя или ему просто померещилось. Он высунул голову из окна, присмотрелся, увидел еврейские лица, и ему в душу закрались сомнения. Дверца открылась, и за стеной тумана засветилась радость, с которой Хасдай ибн Шапрут[50] читал письмо от хазарского кагана Иосифа. Нить, на мгновение связавшая Мордхе с далекой фантазией, оборвалась, и он снова увидел раскрасневшиеся крестьянские лица. Он позвал Вержбицкого:
— Что скажешь об этих крестьянах?
— Это же евреи.
Среди дубов раздался звон колокола, он звучал все громче и громче и вдруг оборвался. Звук разнесся по замку, и его эхо еще долго слышалось в холодном воздухе. На дворе перестали шуметь. Тишина была такой, что даже звон стоял в ушах.
Вержбицкий показал пальцем:
— Видишь?
Несколько евреев в тяжелых суконных лапсердаках промелькнули между дубами и исчезли в низком флигеле.
— Что здесь делают так много евреев? — спросил Вержбицкий.
Сначала Мордхе решил, что Бляш собирает еврейский полк, но тут же сообразил, что это глупость, и тоже удивился, что здесь делают все эти евреи.
Горничная постучала и открыла дверь:
— Пан ждет обедать!
— Постой, — окликнул ее Мордхе, — что за евреи стоят во дворе?
Полька не сразу поняла, о чем речь, вытаращила глаза и расплылась в глупой улыбке:
— Ведь они с суконной фабрики, панове. — Она вытирала фартуком мокрые, потрескавшиеся от чистки картофеля пальцы.
— У пана есть суконная фабрика?
— Да, — сказала она и вошла в комнату. — Это, панове, удивительная вещь! Там работают больше трехсот «старозаконных». Теперь время обеда, они идут есть.
50
Еврейский ученый, меценат, политический деятель (915–970), вел переписку с хазарским каганом Иосифом.