- Я объясню, - заявила прекрасная еврейка, - Матвейка решил поплавать в бассейне. Увидел меня с большим полотенцем и попросил показать. Мы плавали в разных бассейнах. Он в мужском, а я в женском. Когда мы вылезли из бассейнов, то случайно оказались рядом. Из кустов вышла Индира и начала кричать.
- Безобразие!!! Девика! Почему бассейны не разделены изгородью. Реши этот вопрос, - сделал гневное лицо Гусев, - Ты всегда была образцом рассудительности, знатоком законов, обычаев. Я хотел бы обсудить с тобой вечером непонятный для меня вопрос наложниц. А сейчас все свободны. Вы оторвали меня от крайне важного разговора.
* * *
Индира рыдала так, что, казалось, это никогда не кончится.
- Какая же ты дура! - твердила ей Девика.
- Какая же я дура! - повторяла за ней Индира.
Так они и шли, обнявшись, как две сестры.
- У меня отнимут сына, - стала пугать сама себя принцесса.
- Зачем ты связалась с этим пустым местом, с Сарой?
- Она невероятно хитрая!
- Я тебя сто раз спрашивала. Почему Гусев дал ей отставку?
- Я тебе рассказывала. На ровном месте. Без всякой причины. Отослал, и всё. Сара всё время интриговала против меня. Я же говорю, невероятно хитрая.
- То есть Володе надоели её интриги! - наконец то нашла ответ Девика.
- Теперь за интриги Гусев выбросит меня на улицу, - сделала вывод Индира.
- Я объясню ему, что ты больше не будешь интриговать.
- Я даже капризничать не буду!!!
* * *
Черчиль вернулся в конце недели, как и договаривались. Премьер расценил три миллиона фунтов, как жалкую подачку. Гусев, напротив, ожидал подобного ответа. Чем мягче ведет себя переговорщик, тем более наглым становится его противник. Володя уехал в Кению с чистой совестью.
* * *
Казаки окружили Кейптаун с Саймонстауном плотным кольцом. Гусев заставил рыть окопы в полный рост. В Кейптауне собралось около семидесяти тысяч солдат имеющих богатый опыт войны. Гусев больше месяца перевозил свою огромную армию в Капскую провинцию, затем потребовалось еще две недели, чтобы окружить Кейптаун. Британцы крайне медленно вывозили свои войска, и по-прежнему тянули время с подписанием договора. В Европе эту войну назвали странной.
В порт тянулась нескончаемая река беженцев. Гусев с ужасом думал о том, что случится, если вдруг британская армия не выдержит и нападет на его «банду». Даже имея двукратное преимущество шансов на победу у казаков, не имеющих боевого опыта, не было совсем. Поэтому Гусеву придется бомбить город, а это огромные жертвы среди мирного населения.
Гусев запретил грабить и насиловать население. Но мальчишки относились к генералу без особого трепета. Хромой уродец, русский, странным образом назначивший себя главным.
Холодный, пронизывающий ветер пробирал до самых внутренностей. Утром было не больше десяти градусов тепла, а Гусев отвык от такой погоды. Володя, стараясь не показывать хромоту, прохаживался вдоль строя насильников и грабителей, пойманных вчера на месте преступления. Гусев ждал атамана, он не хотел лично наказывать казаков. Флегонт Силыч прискакал на великолепном арабском жеребце. Непонятно, где он раздобыл эту редкость. «Бандиты» радостно закричали, приветствуя атамана.
- Доброе утро, генерал, прошу меня простить за опоздание.
- Здравствуй, Флегонт Силыч. Это не армия, а сброд! - выплеснул на атамана свою злость Гусев.
- Через год их будет невозможно узнать!
- Доживут ли?
- Хорошо, я прикажу их всех повесить.
В строю слышали разговор, и радостное возбуждение от появления «отца родного» пропало напрочь.
- Я предлагаю более жестокое наказание. Я считаю, что весь десяток отвечает за «своего бандита».
- Повесить и их, и всех их сослуживцев?
- Нет. Их всех отправить обратно в Кению. Пусть там объясняют родным куда делись заработанные деньги.
Глава 7
Маленькая вредоносная война
Горацио Китченер сидел за большим письменным столом в массивном кожаном кресле. Слева стояли большие напольные часы, справа горел камин. Стены кабинета были отделаны обоями с изысканными цветочными рисунками.
У камина стоял пуфик, явно выпадавший из общего стиля.
Гусев преувеличенно тяжело оперся на трость, сделал, хромая, пару шагов внутрь, чтобы адъютант Китченера мог свободно закрыть дверь.
- Мне доложили, что у вас есть ко мне просьба. У вас пять минут. Излагайте, - сухо, не поздоровавшись, сказал Китченер.
«Этот русский мерзавец, после поджога Лондона, имеет наглость воображать себя офицером. Ни капли понятия о чести, достоинстве и офицерской чести. Обычная русская свинья!»