От Лингама действительно исходит мощная энергия, происхождение которой я даже не пытался для себя объяснить: она просто чувствуется, если сесть рядом в позу полулотоса и склонить голову – в какой-то момент моя голова начала машинально кивать в ровном, успокаивающем ритме. Это было очень странно, но в то же время приятно.
Ощущение энергии Лингама внушает несказанное умиротворение. Ты сразу же понимаешь, что человеческая сила есть абсолютное ничто перед этой энергией и формой, в которую она заключена, смиряешься и принимаешь любой исход. Ты уже не боишься ни войны, ни сильных мира сего – все это очередная шелуха, которая со временем отпадет. Если ты что-нибудь да значишь в этом мире, то останешься и будешь соком луковицы, что скрывалась под этой шелухой, – хотя бы и малой каплей.
За храмом присматривает Баба Джи (Баба – это почтительное обращение к старшему у индийцев), худой, но крепкий и полный здоровья дедушка лет семидесяти, который является пожизненным смотрителем этого места.
Мы познакомились с Баба Джи, а он, в свою очередь, показал нам, где лучше разместиться на ночлег. Уже потом Баба Джи сказал: мол, если бы он знал, что мы не чужды настоящим духовным практикам, он разместил бы нас у себя на полный пансион – но в этот приезд, к сожалению, не сложилось, и мы пошли гулять по деревне, договорившись вернуться к семи вечера для участия в ритуале аарти, что буквально означает «молитва».
Поужинав после прогулки, мы вернулись в храм. Я совершенно не представлял, что мне предстоит делать. Мы сидели с Амитом в помещении при храме и курили. Вдруг ворвался Баба Джи с колокольчиком и крикнул Амиту, чтобы тот бежал звонить в колокола. Мне Баба Джи выдал барабан с палочками, включил электромеханическую машину, которая на манер метронома отбивала ритм по небольшому барабану и звенела маленькими колокольчиками, и наказал стучать в такт, чему я незамедлительно повиновался, достаточно быстро войдя в транс и выйдя из него только тогда, когда Баба Джи вернулся и выключил ударную машину. После этого Баба Джи отправил меня совершить поклон («намаскар») Шиве, а когда я вернулся, Баба дал нам прасад – священную еду, в этот раз банан.
А потом мы все вместе раскурили мою трубку, так как чиллум Баба Джи куда-то запропастился.
К сожалению, Баба Джи не говорил по-английски, и наша коммуникация осуществлялась либо через Амита, либо жестами. В какой-то момент Баба Джи и Амит стали горячо о чем-то спорить, и вдруг Амит спросил меня: «Ты можешь сходить купить биди для Баба Джи?» Я ответил: «Конечно!» Амит уточнил: «Только это должны быть биди в голубой упаковке – сири биди!» – «Не вопрос!» – ответил я и ушел во мрак деревушки в поисках магазина.
Биди – это самокрутки из листа черного дерева со смесью табака и трав, и хоть я и не курю табачные изделия, иногда могу позволить себе выкурить одну: воздействие на мозг у биди очень легкое и мягкое, в отличие от сигарет.
Я прогулялся по вечернему Будхакедару, без проблем отыскав магазин и купив две пачки биди.
Вернувшись из магазина через десять минут и принеся нужные биди, я увидел, как неподдельная радость засияла улыбкой на лице Баба Джи. Оказывается, когда Амит предложил, чтобы я сходил за биди, это было что-то вроде испытания. Баба Джи был абсолютно уверен, что я не справлюсь с задачей, ведь я не знаю ни словечка на хинди, и очень обрадовался тому, что его ожидания не оправдались.
Мы еще немного посидели и покурили в храме и вскоре побрели домой, так как на следующий день нам предстоял ранний подъем и долгий путь по ближайшим горам.
Проснувшись около семи утра, мы быстро собрались, и Амит радостно сказал, что теперь туда, куда мы направляемся, проложена вполне сносная для скутера дорога – необязательно проходить весь путь пешком. Амит всячески расписывал плюсы путешествия на скутере в сравнении с пешим походом, утверждал, что мы сможем сэкономить время и силы на что-нибудь более полезное, постоянно добавляя в конце с вопросительной интонацией свое индийское «наа?» (что-то вроде «не так ли?») – и в итоге после всех его уговоров мы, конечно же, сели на скутер и покатили.
Первое, что мне бросилось в глаза, когда мы прибыли в глухую деревню, – это технологии возделывания земли, не изменившиеся со времен многовековой древности, то есть пахота с помощью буйволов и деревянных плугов разного калибра.
Везде на живописных террасах работают люди. Возделывается абсолютно все, высаживаются всевозможные культуры, от риса и дала до кукурузы и пшеницы – для себя, для туристов. Я бегу сделать фотографии, и по пути меня останавливает женщина, потирающая ладошки друг о друга, явно намекая на возможность покупки определенного рода продуктов. Так и производится чарас – растиранием маслянистых соцветий между ладонями.