Мы соприкоснулись лбами и некоторое время – сейчас уже сложно понять, сколько это длилось – близоруко смотрели глаза в глаза, не выпуская друг друга из объятий. Подспудно я начинал понимать, что подобное поведение при родителях, возможно, непозволительно, а впрочем, я доверял Свити и надеялся, что она не допустит дурного в наших действиях.
Мы улыбались друг другу, как дети, а ее голос шептал мне какие-то странные глупости. Тут я словно совершил оборот на месте на триста шестьдесят градусов и понял, что Джой, мама и папа очень быстро фрагментарно исчезают: сначала ладони, потом ступни, ноги, руки, туловища, и, наконец, тело каждого схлопывалось до одной улыбки, которая тоже превращалась в черную точку и исчезала.
Меня изрядно встряхнуло, а затем я провалился вместе со Свити куда-то в подземную глубину. Рядом уже никого не было, и я осмелился на поцелуй. Ее губы без колебаний приняли мои. Это было ни с чем несравнимое удовольствие – нет, не так: квинтэссенция экстаза.
Мои ощущения перестали принадлежать только мне – это были наши общие переживания: что-то новое, ранее не изведанное. Издали послышалась музыка, один из моих любимых псай-транс треков – «Lullaby» (англ. «Колыбельная») от Psigh, тонкий, убаюкиващий женский голос, распевающий на непонятном языке. Эта же мелодия стоит у меня на будильнике, хотя в какой-то момент я перестал ставить любимые треки на будильники и звонки – иначе моя любовь к ним впоследствии исчезала.
Звук колыбельной нарастал, к нему начала примешиваться жужжащая вибрация – мозг вырвал из реальности: «Ты проснулся, чувак! На самом интересном месте, хе-хе!»
Это было серьезное потрясение. Я уже окончательно принял окружавшую меня реальность и свыкся с тем, что рядом были и Свити, и убийства, и зомби, и вообще полный три-четырнадцать-пятнадцать-...здец. Погрузиться в такое – и проснуться под звуки будильника где-то в районе Джумейры-2 в Дубае, в душной комнате с назойливыми мухами, чтобы успеть на самолет до Мумбаи, как минимум обломно. Сразу же стало ясно, откуда взялись столь прекрасные познания в хинди. Вот балбесина!
Удивительно еще и то, что я перестал помнить сны больше двадцати лет назад. Наверняка они мне снятся, но просыпаясь, я не помню ровным счетом ничего. И тут – пожалуйста, целый survival thriller, который еще и полностью запечатлелся в памяти.
Только одна мысль заставляла мою сонную физиономию расплываться в улыбке: я все-таки лечу в Индию, к близким мне людям, и скоро встречусь со Свити.
Но не тут-то было. Не успел я позавтракать и почистить зубы, как пришла смс-ка, что мой рейс до Мумбаи отменяется в связи с закрытием международного сообщения из Арабских Эмиратов по причине все той же пресловутой «короны». Ничего другого не оставалось, как остаться гостить на вилле у Таси с Гогой, тем более что в ближайшее время они собирались переезжать на загородную ферму с финиковыми пальмами, верблюдами, козами и, конечно же, пустыней с барханами. Все это мне виделось в перспективе как коммуна художников.
Однако планам оказалось не суждено претвориться в жизнь.
С закрытием государственных границ в эмирате Дубай буквально сразу же был введен очень жесткий локдаун: комендантский час с восьми вечера до шести утра, обязательное ношение масок и перчаток абсолютно везде – даже при поездке в одиночку в собственном автомобиле. Естественно, за нарушение этих правил чрезвычайного положения грозили огромные штрафы. При этом в других эмиратах меры для борьбы с вирусом были не столь жесткими.
Чуть позже правительство ввело пропуска на перемещение, получить которые можно только по местной сим-карте, а ее у меня как раз и не было – я же не планировал надолго оставаться в Эмиратах, прилетел всего на пять дней.
Тогда-то мне и пришла в голову идея выразить все это безумие локдауна, и небывалого сна, и предшествовавшего странствия в форме букв, сложенных в слова, когда, проснувшись, я перепрыгнул из одной реальности в другую, будто перейдя сквозь зеркальную гладь. Мое путешествие длилось с начала октября, а теперь я, запертый на так называемый карантин, пропускаю белградскую весну – одну из красивейших весен во всем мире. Сколько это заточение должно продлиться, было абсолютно неясно.