Я осознаю всем своим существом, что счастлив быть здесь и сейчас. Хочется кричать и смеяться, рассказать всем прохожим о том, что было со мной, объяснить, почему я так счастлив, сбежав, будто из тюрьмы, из ужасного полицейского государства, в котором закон может запретить даже пить воду.
Капли с неба залечивают все мои маленькие душевные порезы и царапины, нанесенные этим своеобразным незаслуженным тюремным сроком.
Впереди затаилось холодное лето 2020. Я не подозревал, что совсем скоро объявят очередной локдаун, начнутся протесты, революция, вторая волна эпидемии, что многие эмиратские сны, подобные тому кошмару о зомби, претворятся в жизнь. Все это пока не было известно ни мне, ни кому-либо еще.
Я шел навстречу новым откровениям, которые мне раз за разом подбрасывал эфир. Что же я вынес из странствия по пространствам Азии? Осознание этого настигло уже в Белграде, когда меня немного отпустили впечатления и эмоции от нескончаемого «трипа» и я получил ответы на все вопросы – вернее, просьбы к мирозданию приподнять хотя бы краешек завесы, скрывающей вселенскую кухню. Безусловно, никто не обязан соглашаться с тем, что я пишу в заключении – это лишь мое ощущение, вызванное одним из последних переживаний, которые сопутствовали написанию этой книги. Не поделиться с вами своим откровением просто не могу – это было бы нечестно по отношению и к вам, и ко мне.
Итак, наша душа не бессмертна, и никто никогда не возродится с душой, не продолжит непонятную эфемерную миссию, предначертанную для конкретной души. Все, что мы должны (вот глупое слово!) сделать, мы должны – или, лучше сказать, способны претворить в реальность – только в этом теле и с этой душой. Единственное «бессмертие», которое мы можем себе позволить, заключается в памяти людей, народа, человечества: разница лишь в масштабе, но и это неважно.
Важно то, что каждый из нас действительно является частичкой бога. Каждая человеческая (и не только) душа – это маленькая клеточка в теле мироздания, смертная, но заменяемая другой клеткой. Все вместе мы создаем единый божественный организм. Если наше тело и душа породят раковую клетку в теле бога – мы (а таких нездоровых «нас» сейчас много) убьем весь организм, убьем вселенную.
Однако мы также можем своими усилиями в этой нашей единственной жизни убрать часть раковой опухоли, полярно обратив ее клетки, а возможно, и полностью от нее избавиться – как знать... Нам не дано оценить наш вклад в божественное, да и нужно ли нам это знание?
Как бы то ни было, не стоит надеяться, что в следующей жизни вы сможете завершить ваше правое дело, если не закончили его в этом теле. Не сможете, но всегда сможет кто-то другой, если вы выполните все наилучшим образом, не откладывая дело до следующих несуществующих реинкарнаций и оставаясь счастливым в каждый нынешний момент. Не стоит унывать из-за неудачи в жизненной миссии – никто вас за это не накажет после смерти.
В конце жизненного пути мы отвечаем только перед самими собой, и никто, кроме вас самих, не сможет отправить вас в ад или рай – этот выбор остается за вами с самого рождения.
И тогда реальность раскрывается цветком лотоса, как в том старом анекдоте о двух гусеницах, когда одно насекомое говорит другому: «Никаких крыльев нет – ты просто умираешь, и все».
[Редактор:] Я бы предложила заключительную фразу или перестановку частей предложения, чтобы текст не заканчивался спорными цитируемыми словами «умираешь и все».
[Автор:] Я готов посмотреть. Но я намеренно в конце оставляю читателя один на один с темой смерти. Как бы вызываю его на этот диалог.
[Редактор:] Дело не в теме смерти – дело в том, что слова являются частью цитаты, нехорошо закрывать текст не своими словами. Если нечего больше добавить, пусть останется, но можно и что-нибудь наподобие «А есть ли смерть?» Вопросом завершить текст как раз уместно.
Перед эпилогом или «вместо эпилога» читатель невольно делает паузу. Слова, предшествовавшие этому, – финальные слова. Так что или «А есть ли смерть?», или оставляем как есть, что мне кажется не очень гладким, но спорить с автором я не хочу – автор есть автор.
[Автор:] А ты сам анекдот-то помнишь?:) Там одна гусеница другой это говорит. Можно процитировать точнее – я специально поставил «насекомое», чтобы было не так очевидно. «Смерть» в этой притче – вовсе и не смерть, а перерождение в бабочку, но в чем технически оно заключается — мы не знаем. А сама книга – это личные попытки автора задавать вопросы самому себе и тщетные потуги иногда на них отвечать. А чего вы хотели от книги с названием «19/20. Роман-путеводитель»?