Вдруг Бадрия увидела Раджиха и закричала. Но ее голос затерялся в шуме движущейся толпы. Бадрия побежала вслед за войсками и продолжала звать. Идущие по дороге люди растоптали брошенные ею вещи. Но ее зова никто не услышал, словно она звала того, кто канул в Лету, а теперь десятки лет прожитой жизни отделяли ее от него.
Несчастная и растерянная, Бадрия пошла куда глаза глядят. Она почти ничего не видела и не слышала. Не было у нее ни цели, к которой она стремилась, ни пристанища, где можно было бы приклонить голову. Наконец Бадрия выбилась из сил и в изнеможении упала на дорогу. Она лежала без чувств и движения, не проявляя признаков жизни. С трудом она пошевелилась и пришла в сознание.
Перед глазами Бадрии вставало ее прошлое день за днем. Она посмотрела вокруг и пустилась бежать…
Долго бродила Бадрия в поисках Раджиха. Наконец в палатке офицера, командовавшего отрядом бедуинов-добровольцев, встретились мужчина и женщина, которые не виделись десятки лет. Женщине было лет сорок. Черная шаль закрывала ее лицо, на ней была заплатанная одежда, но улыбка играла на ее губах, которые уже давно разучились смеяться. Мужчина был седой, с морщинами на лице и шрамом от раны на лбу. Он был в военной форме. Большая бедуинская феска с кисточкой была надвинута ему на уши…
Женщина нежно произнесла:
— Раджих!
Она вся сияла, щеки ее горели.
Мужчина сказал:
— Я не надеялся встретить тебя вновь, Бадрия!
Он глубоко вздохнул и склонил голову, пытаясь скрыть набежавшую слезу. Командир отряда сидел за столом в глубине палатки, с радостной улыбкой прислушиваясь к их разговору.
Бадрия снова повторила имя своего любимого:
— Раджих!
Улыбаясь, он погладил ее по плечу и сказал:
— Теперь ты ничего не бойся, Бадрия. Мы больше не расстанемся надолго. Наступил день, моя дорогая, которого я так давно жду, чтобы кровью смыть кровь. Я отомщу.
Тогда мы вернемся на свою родину, которую вынуждены были покинуть, и настанет…
Бадрия застенчиво склонила голову. Вновь воскресла надежда, которой они оба жили все эти годы. Они задумались. Мысли унесли их туда, где они встречались каждый вечер при лунном свете в тени высоких пальм, туда, где они говорили друг другу сладостные слова и поверяли сердечные тайны юности. Раджих улыбался, улыбалась и Бадрия…
Прозвучал звук трубы, зовущий отряд на ратные дела. Раджих быстро встал и вышел из палатки. Глаза любимой, источавшие нежность и ласку, сопровождали его, а уста шептали добрые пожелания и молитву…
Прошло пять лет. В одну из лунных ночей весной 1945 года, в нескольких милях к западу от Александрии, под пальмами, недалеко от палаток сидели мужчина и женщина и тихо разговаривали, вспоминая прошлое…
А в городе, расположенном в нескольких часах езды, радио оповестило о событии, которого все давно с нетерпением ждали, заранее уверенные в том, что оно обязательно произойдет.
Диктор сообщил о казни Муссолини в Милане. Слушатели мысленно перенеслись туда, они будто воочию видели, чем кончил этот человек: его повесили на городской площади за ноги на столбе. Голова его свешивалась к земле, словно там скрывалась ее былая слава!..
Когда Раджих узнал эту весть, он сказал:
— Если бы это было сделано моими руками!..
Бадрия ему ответила:
— А разве это сделано не твоими руками и руками твоих братьев и соплеменников?.. Это твоя стрела пронзила его сердце раньше, чем прикончил его собственный народ!
Год назад Надар была совсем не такой, как теперь. Какая огромная разница между той Надар и нынешней.
Сегодня Надар вышла наконец из своего убежища, где она много месяцев скрывалась от людей. И люди смотрели на нее так же, как торопливый путник смотрит на статую, случайно замеченную на дороге.
Ничто не связывало ее с людьми после того, как умер отец и жених покинул ее. Какое ей было дело до людей? Чего ей ждать от них?
Праздник весны
Перевод Ю. Грядунова
За время своего длительного уединения она узнала людей лучше, чем в то время, когда жила среди них. Бывает, что истина познается легче теми, кто наблюдает за событиями со стороны.
Кроме отца и жениха Рашида, у Надар никого не было. В доме отца она жила в полном довольстве и под надежной защитой. После смерти матери ее отец стремился только к одному — сделать дочь счастливой. Он жил лишь для нее, ей отдавал всю свою любовь и все помыслы. Он не считал себя вправе пользоваться жизненными благами, пока не добился счастья для своей дочери.