Горожане, не обращая внимания ни на удары палок, которыми награждали их солдаты, ни на копыта лошадей, наступавших им на ноги, столпились у окна арестантской и старались разглядеть лицо того, о ком ходило столько удивительных слухов. Диб оставался со своими товарищами в Деменхуре два дня, до самой казни. Он видел, как люди покидали площадь, отказываясь присутствовать при казни.
Затем он вернулся домой, едва передвигая ноги, как конь, чей хозяин погиб от пули разбойников. Взоры его клеймили жителей деревни, как пощечины.
В тот день Диб вместе с Салихом Абд Кабиром и Риядом аль-Хафнави долго стояли перед конторой старосты в каком-то оцепенении. Феллахи расспрашивали их о происшедшем, но ответом была лишь печаль во взгляде Диба. Ужас, охвативший его товарищей, как будто лишил их языка, опустошил души и вытравил жизнь из их глаз.
После того, что произошло, Диб перестал наводить страх на всю деревню. Он стал молчалив, как немой, будто дал обет молчания. Он всегда держался вдалеке от людей и печально смотрел вперед, как бы ожидая чего-то.
Но наша деревня не забыла Сейида абу-Джабаля и никогда не забудет. Он стал волшебной легендой, ее рассказывают всем, кто попадает в Заркун, будь то дети или женщины, гости или прохожие.
И в народных деревенских песнях — в песне людей, очищающих хлопок от червя, в песне крестьян, сеющих рис, и в сказках, которые старики рассказывают внучатам, — всюду упоминается имя Сейида абу-Джабаля. И даже некоторые места в нашей деревне названы его именем. Люди говорят: «Я встретил его возле сакии Сейида абу-Джабаля».
Теперь еще один дом, кроме дома старосты, стал известным в деревне, и туда все собираются посидеть, поговорить, обсудить что-либо — это дом шейха Алуана аш-Шантави, которого посещал абу-Джабаль в свои последние дни.
Да, он продолжает жить среди нас, и жизнь его обновляется ежедневно. Каждому новорожденному в деревне дают теперь имя Сейида. Ведь все хотят, чтобы в их доме кто-нибудь носил имя Сейида абу-Джабаля, героя, который бесстрашно сражался против англичан и которого англичане схватили в нашей деревне, отвезли в Деменхур и там повесили.
Пять танков
Перевод В. Шагаля
Раздался телефонный звонок. Телефон стоял тут же в яме под прикрытием деревянного сундука, засыпанного землей.
— Внимание… — услышал я голос Ремаля, — впереди пять танков. Они идут со стороны моря…
Накрыв телефонный аппарат сундуком, я со всех ног бросился к тому месту, где мои друзья — солдаты отрядов сопротивления — строились в боевом порядке…
Нас было немногим более сорока человек — мужчин и юношей — жителей этого квартала, входивших в отряды федаев[16] и национальную гвардию. Только сегодня утром к нам присоединился дядюшка Махмуд, уже немолодой приземистый человек. Он сказал нам, что был переводчиком в таможне и участником боев федаев за канал в 1951 году в районе Исмаилии и Суэца.
Мы представляли собой довольно разношерстную группу — смешение всех возрастов, профессий и положений.
Пестрота одежды подчеркивала и без того разнородный наш состав. Тут были и солдаты армии, и федаи, и рабочие, и торговцы — каждый с оружием в руках.
Раис[17] Гилаль, наш командир, объяснял предстоящую операцию. Все слушали внимательно, стараясь не пропустить ни одного слова…
Он встал, улыбаясь нам своими узкими темными глазами. Его полное имя было Гилаль эль-Муракиби, но он любил, когда его называли просто раис Гилаль.
Взгляд его переходил с одного человека на другого и остановился на лице дядюшки Махмуда. С улыбкой раис подозвал его и усадил рядом с собой. Взяв дядюшку Махмуда за руку, он продолжал свои объяснения, не выпуская его руки.
Нас разделили на три группы. Одна должна была вступить в бой с танками и огнем своих пулеметов и винтовок помешать им прорваться на улицу. Другой группе приказали забраться на крыши домов и оттуда забрасывать танки гранатами. Третья группа обязана была прикрывать своих товарищей и действовать согласно обстановке.
Вдруг дядюшка Махмуд пристал ко мне с просьбой — дай ему пулемет да и только. Даже начал предлагать в обмен свою скорострельную винтовку, ну прямо-таки прилип к моему пулемету, не отходит и смотрит на меня с мольбой. Только ребенок может так тянуться к игрушке. В наш разговор вмешался Гилаль. Положив на мое плечо руку, он добродушно сказал: