А во дворе ещё играла беззаботно в прятки с Мотькой дочка, тесть сидел на пороге и смолил папиросы одну за другой. Я чувствовал себя виновным перед всеми, представлял, что он думает, как проклинает тот день, когда судьба свела его любимую скромную дочь с этим вечным изгнанником, искалечившим её молодость и его старость, затащившим их в добровольную ссылку в этот медвежий угол. Относительно устроенные на Случчине, мы сорвали Алиных родителей с насиженного места на Калининщине. Им понравилась белорусская природа и климат, доброта наших людей и они остались с нами растить внучку и вести наше нехитрое хозяйство. Но судьба была безжалостна к нам с самого начала: внезапно умерла сорокавосьмилетняя Алина мама. А через десять дней, майскими сумерками, перед первым выпускным экзаменом явились майор Ушаков и капитан Шевцов с понятым – завучем школы, переворошили наш немудрёный скарб и повели меня через всё местечко, мимо школы.
Через месяц уволили Алю с работы и переселили в катушок, который когда то я выгородил из кухни. Распутица не выпустила Алю отсюда, в Барабинске украли все наши вещи, и теперь мы брошены на голодное существование. Какая судьба! Какие жестокие люди! И ничего не объяснишь, никто не хочет тебе поверить. Часто не на лучших сыплется только добро, а на не худших – одни несчастья и страдания.
С чувством горькой вины и жалостью смотрел я на преждевременно поседевшего, сухонького, с дрожащими пальцами, молчаливого Алиного отца. Что я мог сказать ему, чем утешить, как обнадежить? Вечной ссылкой, вечной подозрительностью поставленных охранять идейную чистоту и нас от свободы. В каждом человеке запятнанном наветами, они видят врага. Врага чего? Чьего врага? Откуда их столько набралось, что не хватает тюрем и лагерей, что целые области от Горького до Магадана стали местами изгнаний?
От этих мыслей лопается голова, но я ласково говорю какую-то чепуху дочери, надеясь, что она ничего не понимает, а она смотрит на меня умными глазенками с упрёком и сочувствием.
Тем временем начинается дождь. Крупные капли шлепают по мягкой дорожной пыли, по лопушистому репейнику, по заросшим лебедой крышам. Не зажигая лампу, ужинаем, я стараюсь развеселить Таню, а она с полными слёз глазами допытывается, куда поехала мама. Ночью я не уснул ни на минуту. Лил дождь, как из ведра. Смежив глаза, я видел, как едва тащит по липкой грязи телегу Жаренный, как промокла до нитки моя единственная опора, моя «декабристка». Не-т! Ничего общего. Волконскую, Муравьеву, Трубецкую, Фонвизину и даже Полину Гебль встречали генерал-губернаторы, а моя Аля шла одна под дождем дикой тайгою — сто двадцать километров месила пешком грязь. Счастье, что было полно спелой малины и медведи не искали поживы на дороге. Душа разрывается. Что даст эта поездка в район? Судя по выступлению Стряпченки — ничего. Его выступление — это приказ к исполнению. Значит, Але придется ехать в Новосибирск и снова стучаться в двойные парадные двери.
Назавтра, чтоб не видеть страданий молчаливого деда, я пошел на свои сотки. Механически делал какую-то необязательную работу. Мимо бежали, перепрыгивая через лужи, несколько девочек из детского дома. Остановились, дружно поздоровались. «А нынче вы будете нас учить? И драмкружок будет?» Кровь прихлынула к лицу. Уже все всё знали, даже дети, ведь новость покатилась по селу из магазина. Сделал вид, что не расслышал, спросил: «Куда вы по такой слякоти?» — «Кроликам траву рвали». И побежали со своими мокрыми пухлыми торбочками. Детдомовцы и те счастливее моих детей, у них не будет зловещих пятен в анкете, а что ждёт мою дочку и всех наших детей? Боже мой, только бы не свихнуться! С чем вернётся Аля? Как сложится наша судьба?
Я ожидал возвращения жены с таким же страхом, с каким недавно приговора. Не мог ни спать, ни есть, ни пить. Ловил себя на том, что иду не туда куда собирался, говорю не то, что хотел сказать. Страшно. Повторял про себя: «Уж лучше посох и сума, не дай мне Бог сойти с ума!» Думалось: куда помещают сумасшедших ссыльных? В тюремную или обычную больницу?..