Если вернуться к первым опасениям, закономерен вопрос — выпивал ли? Да. Однозначно. Как правило, принимал на самом последнем вызове, где, конечно, его ждали, он так и выстраивал ходьбу по квартирам, чтоб этот вызов, где его ждут, оставить напоследок. И покормят. Примет с хозяином несколько рюмашек и расслабится. Придет домой, сразу в койку и до утра в беспробудный сон.
Но ни разу за долгие годы не входил в запой. Не принимал и с утра, объясняя так, что сил на долгий трудовой день не хватит. А легких дней у него почти и не бывало. Начальство говорило: доктор Кузин — наша трудовая лошадь (не лошадка, заметим, а вот именно лошадь).
Через три года ему дали однокомнатную квартиру, он наладил быт — ну, мебель, холодильник, стиральная машина.
Что там вышло у него с прежней семьей, неизвестно. Вообще-то Николай Алексеевич Кузин говорлив, и очень говорлив, но про прежнюю семью помалкивал. Словно бы ее и не было.
Но! За последние пять лет Кузин дважды ездил к сыну во Францию (тот не то физик, не то химик, видать, способный паренек, если на заработки поехал во Францию). Значит, сын звал отца, и не на свои же лекарские денежки Кузин ездил во Францию, значит, у сына не было обиды на отца, а может, совсем наоборот, была любовь.
Да, не забыть. Однажды Кузина уговорили стать небольшим начальником — заведовать отделением в поликлинике, но через год он буквально взмолился: отпустите обратно в участковые терапевты, чисто кабинетная работа не по мне.
А как же насчет первого впечатления — помятости и даже потасканности лица? А никак. Если человек много работает и выпивает, с годами лицо не разглаживается, нет.
Вот если бы он помаленьку толстел, то, глядишь, лицо, может, малость и разгладилось бы. Но он не толстел. Да и вообще за двадцать лет Кузин изменился мало.
Ну, рост небольшой — это понятно, после тридцати пяти люди, как правило, не растут. Был худощав и даже жилист. Аккуратно одевался. Даже летом носил костюм. Только в самую жару короткорукавка, но непременно с галстуком. Рубашки и башмаки всегда чистые. А галстуков у него было много — штук пять или шесть.
Общее мнение было такое: доктор Кузин не академик и не профессор, он может чего-то не знать и даже ошибаться, но, во-первых, ошибаются все, а во-вторых, доктор Кузин если и ошибся, то это не от зловредности и не от невнимательности.
У него была такая слабость — он любил поговорить. И о жизни вообще, но больше всего любил объяснить человеку его болезнь с научной точки зрения, и людям это нравилось — внимательный доктор.
Более того, мог зайти к больному, даже если не было вызова, — а дайте гляну, как идет лечение. И людям это, конечно, нравилось — вот именно свой, участковый доктор. Отсюда понятно, почему Кузин был занят с девяти до девяти (даже если на него вешали не три участка, а только полтора — меньше не бывало никогда).
Всегда давал больничный, если просили выручить (человек или прогулял работу, или нужно несколько дней, к примеру, на свадьбу дочери). Когда благодарили — денежкой или бутылочкой — благодарность принимал. Сам, конечно же, ничего не просил.
Если на вызове люди готовились к обеду и приглашали к столу, не отказывался. Всегда приговаривая, что вот в деревне пастушка, который пасет стадо, каждый дом кормит по очереди.
И это большинству людей как раз нравилось. Свой. Не намекает, мол, я белая кость, я доктор. Нет, свой.
Значит, человек любил свое дело, пахал с утра до вечера и знал всего два удовольствия, которые, объяснял, расслабляют, а потому не мешают, но исключительно помогают работе. В смысле — должен ведь человек отдыхать.
Одно удовольствие — значит, выпивка. А второе, нетрудно догадаться, — женщины.
И об этом надо рассказать подробнее, поскольку эта история как раз с женщиной и связана.
Причем Кузин не искал себе женщину, все как раз наоборот — они его находили. Казалось бы, небольшого роста, помятенький, тощий, уже и в возрасте, а отбоя от женщин не было. Ну, тут еще важно, что вот если женщина хочет, чтоб ты с ней сблизился, отказать ей в такой малости — большой грех. Так объяснял своему другу Кузин. Хорошая старая песня — "снегопад, снегопад, если женщина просит". Ну, разумеется, если не очень старая и не совсем уж крокодил.
Даже и формулу высказывал: женщины взаимозаменяемы, и у меня такого в жизни не было — вот без этого существа противоположного пола я жить не смогу, нет, такого у меня никогда не было.
Несколько раз он даже как бы и женат был: нет, без загса, конечно, семейной жизни нахлебался, и в каждом случае Кузин жил у своей подруги два или три года. В одном случае это была хозяйка небольшого магазина, в другом — работница банка. И в это время Кузин, как правило, отступал от своего принципа, ну, то самое, снегопад, снегопад, если женщина просит. То есть он был почти мужем и почти постоянным. И про женщину, у которой жил, говорил — моя жена. Нет, нет, все общее, семья как семья, хотя и на не очень долгий срок. Потом появлялась другая женщина, и он уходил к ней.