Выбрать главу

  'Читосе' уже начал входить в полосу тумана, когда очередной шестидюймовый подарок всё же его достал. Точнее - почти достал - пробив навылет верхушку первой трубы, он разорвался, как и положено, с замедлением, осыпав мостик и полубак японского крейсера немногочисленными, но тяжелыми и убойными осколками. На флагмане Третего боевого отряда был ранен всего один человек. Но этот сигнальщик на всю оставшуюся жизнь стал безруким инвалидом...

  - Есть попадание! - радостно воскликнул старший артиллерист русского броненосца, заметив вспышку разрыва на уходящем в туман японском крейсере.

  - Спокойнее, Михаил Михайлович! Открывайте огонь всеми калибрами на поражение, раз уж пристрелялись, пока этот японский черт в тумане не растаял! - прозвучал в рубке спокойный властный голос Бойсмана.

  - Есть огонь из всех калибров! - едва ли не выкрикнул от нервного напряжения Римский-Корсаков.

  Через несколько секунд характерным оглушающим рявканьем отозвались все шестидюймовки броненосца, в чьих секторах обстрела находился головной японский корабль, звонким та-таканьем заговорили семидесятипятимиллиметровки. А потом, перекрывая всех, мощным, слитным дуплетом гахнули орудия носовой башни.

  Дева с мостика своего уходящего в туман флагмана видел, как уже размытый мутной пеленой силуэт 'Пересвета' озарился десятками вспышек.

  Раскат грома донесся с кормы японского крейсера почти сразу же поле яркой вспышки на юте - кормовая восьмидюймовка отправила свой подарок куда-то в сторону русского корабля, пока тот ещё был виден. Почти без надежды попасть, но всё-же...

   А через несколько секунд сгущающийся вокруг 'Читосе' туман наполнился жутким воем, свистом и рычанием - большие и малые русские снаряды завершали свой полёт, пытаясь нащупать в белёсой мгле вражеский корабль. И, если бы крейсер Девы не описывал крутую циркуляцию вправо, большинству из них это вполне бы удалось. Японский адмирал даже невольно втянул голову в плечи (хоть и на секунду, ибо не подобает такое самураю), когда среди целого леса всплесков два громадных водяных столба выросли слева по борту - каждый высотой с мачту его крейсера. С такой дистанции даже четырехдюймовые скосы бронепалубы не сдержали бы удар снарядов главного калибра 'Пересвета'. Но - не судьба... 'Читосе' растаял в тумане, отделавшись лишь тремя шальными семидесятипятимиллиметровыми снарядами, попавшими в корму. Как итог - двое раненных.

  'Такасаго' досталось серьезнее - до того, как он начал исчезать в тумане, по нему успела пристреляться 'Победа' и два её шестидюймовых 'подарка' хорошо порезвились в кормовых помещениях крейсера. 'Пересвет' же успел дать по нему лишь один пристрелочный залп шестидюймовок до того момента, когда на фоне туманной стены четко обрисовались контуры 'Токивы' и на русском флагманском броненосце, наконец, смогли правильно опознать концевой корабль японского отряда.

  - Вот тебе и 'собачки адмирала Того'! - процедил, не отрывая глаз от бинокля, Бойсман.

  Внезапно, яркие вспышки озарили бак японского корабля - шестидюймовые и восьмидюймовые орудия открыли огонь практически одновременно. Один за другим перед носом 'Пересвета' начали подниматься фонтаны вздыбленной взрывами воды.

  - Переносите огонь на концевой японский крейсер, Михаил Михайлович! - раскатистый голос Бойсмана заполонил, казалось, всё внутреннее пространство боевой рубки.

  - Есть перенести огонь на концевого! - отозвался артиллерийский офицер.

  Но, едва успел Римский-Корсаков передать новые данные в башни и плутонги, как следующим залпом 'Токивы' русский флагман был накрыт.

  - Смотрите, попадание в 'Пересвет'!

  Зацаренный, прильнув к смотровой щели рубки видел, как над бортом окруженного столбами воды флагманского броненосца поднимается облако черно-бурого дыма. Само место попадания отсюда не было видно, но расходящееся вверх и в стороны клубящееся облако было однозначным свидетельством того, что японский снаряд в этот раз встретился не с холодными волнами Желтого моря, а с выкрашенной в оливковый сталью борта русского броненосца.

  Ярко сверкнуло впереди рубки 'Побелы' и гром залпа носовой башни на миг заглушил все остальные звуки вселенной... Люблинский положил снаряды своего броненосца у самого борта уходящего в туман 'Такасаго'. Крутая циркуляция спасла в этот день уже второй японский крейсер от очень серьезных неприятностей.

  Зацаренный же, словно завороженный, смотрел, как сначала бак и борт 'Токивы' озарились вспышками выстрелов, а затем на шканцах 'Пересвета' вновь полыхнуло и очередной черный цветок распустился над палубой броненосца. И, судя по тому, что над носовой частью корабля тоже поднимались черно-бурые клубы, это попадание было не единственным. Наконец, Василий Максимович повернулся к старшему артиллеристу: