К концу XIX в. Россия по размерам некоторых важнейших видов продукции вплотную приблизилась к передовым капиталистическим странам. По добыче железной руды, выплавке чугуна, производству стали и объему продукции машиностроительной промышленности она заняла четвертое место в мире, а по уровню добычи нефти — первое.
Производство такого количества стали, паровозов и вагонов, добыча в таких масштабах угля, нефти требовали немало рабочих рук. Количество рабочих на крупных капиталистических предприятиях Европейской России за 25 лет после реформы возросло более чем вдвое{6}. Рост пролетариата шел гораздо быстрее роста населения. В 1905 г. промышленный пролетариат (вместе с горными и железнодорожными рабочими) составлял уже 3 млн. человек, причем более половины его сосредоточивалось на предприятиях с числом рабочих от 500 человек и свыше трети — на крупнейших заводах с числом 1 000 и более рабочих.
Хотя по паспорту большинство рабочих числились крестьянами, фактически к концу XIX в. 56 % промышленных рабочих были таковыми уже во втором поколении. По отдельным отраслям и районам страны этот процент поднимался еще выше.
Потомственное пролетарское ядро в крупной промышленности служило костяком, вокруг которого объединялись миллионы эксплуатируемых лиц наемного труда в городской и сельской промышленности. Пролетариев и полупролетариев («наемных рабочих с наделом»), по определению В. И. Ленина, в конце XIX в. насчитывалось 3,7 млн. человек (из них городских и деревенских пролетариев не менее 22 млн.){7}.
Высокая концентрация российского рабочего класса и формирование потомственного пролетарского ядра облегчали работу социал-демократической партии, распространение среди рабочих большевистских идей о непримиримости классовых интересов пролетариата и интересов царизма и либеральной буржуазии. Наличие армии сельскохозяйственных рабочих и огромной массы полупролетариев, связанных с деревней, давало рабочему классу России возможность приобрести в их лице союзника в борьбе с самодержавием.
Возникновение в России сразу крупных промышленных предприятий с высокой степенью концентрации средств производства имело и другое важнейшее последствие: Россия одновременно с передовыми странами Западной Европы вступила в высшую стадию капитализма — империализм. Это не только усилило противоречие между трудом и капиталом, но в крайней степени усугубило и обострило существовавшее ранее в стране другое противоречие: противоречие между развитием капитализма и пережитками крепостничества.
Остатки крепостничества крайне отрицательно сказывались на развитии российской промышленности. Царская Россия значительно отставала от более развитых капиталистических держав по показателям производства стали, угля, железа, нефти на душу населения. В результате пауперизации и обнищания основной части населения России — крестьянства — резко сужался внутренний рынок страны. Избыточный рынок рабочей силы понижал заработную плату российского пролетариата и его жизненный уровень.
В конце наиболее продолжительного и самого бурного периода развития промышленности России, в 1899 г., В. И. Ленин писал: «Если сравнивать докапиталистическую эпоху в России с капиталистической… то развитие общественного хозяйства при капитализме придется признать чрезвычайно быстрым. Если же сравнивать данную быстроту развития с той, которая была бы возможна при современном уровне техники и культуры вообще, то данное развитие капитализма — в России действительно придется признать медленным. И оно не может не быть медленным, ибо ни в одной капиталистической стране не уцелели в таком обилии учреждения старины, несовместимые с капитализмом, задерживающие его развитие, безмерно ухудшающие положение производителей…»{8}.
Тормозящее влияние остатков крепостничества особенно заметно сказывалось в сельскохозяйственном производстве. Известна точная формула В. И. Ленина: «1861 год породил 1905»{9}.
Реформа 1861 г., сохранив колоссальные латифундии помещиков, обезземелила основную массу крестьянства. 30 тыс. помещиков Европейской России принадлежало почти столько же земли, сколько 10,5 млн. беднейших крестьян. В среднем на одно помещичье имение приходилось свыше 2300 десятин, а на крестьянский двор — от 7 до 15 десятин. В связи с ростом населения размер надела на мужскую душу уменьшился с 4,8 десятин в 1861 г. до 2.6 десятин в 1905 г.