Победе способствовала паника, охватившая большевистскую верхушку города при получении первых известий о кораблях союзников, держащих курс на Архангельск. Началось стремительное бегство. Евгения Фрезер вспоминала: «Река представляла собой небывалое зрелище. Все колесные пароходы, все плавсредства, попавшие в руки большевиков, уходили вверх по реке на юг»[110]. Большевики успели забрать из банков и ссудных касс все наличные деньги и увести с собой заложников. Чайковский писал: «…большевистские власти, ввиду приближающейся для них самих опасности, решили начать эвакуацию. Главные из них убежали, захватив с собой 45 млн рублей из государственного банка. <…> Также они взяли с собой 16 лучших общественных работников, вдобавок к тем, которых вывезли из города раньше в качестве заложников. <…> Во многих правительственных учреждениях, вроде госпиталей и др., они захватили кассы, не заплатив за месяц или два жалованья, предоставляя тем, кто их сменит, расплачиваться за их долги. <…> Во многих провинциальных городах они сделали то же – ограбив казну и взяв лучших людей заложниками»[111].
Успеху выступления способствовало разочарование значительной части местного населения в большевистском режиме, в первую очередь из-за обострившейся угрозы голода. Члены добровольных квартальных комитетов, созданных весной 1918 г., получив от организаторов переворота оружие, вылавливали на улицах города комиссаров и красноармейцев. Поддержали переворот и многие рабочие. Типографские рабочие категорически отказались печатать последний номер «Архангельской правды» с призывом местного комитета РКП(б) оказать сопротивление врагу и потребовали возвращения долгов по зарплате и выплаты жалованья за две недели вперед. Портовые рабочие Соломбалы послали пароход в погоню за отходящими по Двине судами с большевиками. Даже большинство матросов не выражали никакого желания защищать советскую власть. Наоборот, моряки снарядили экспедицию за бежавшими, чтобы отобрать увезенные деньги.
План генерала Пуля состоял не только в захвате Архангельска. Он собирался захватить Онегу и развить наступление на станцию Обозерская, заняв которую союзники отрезали бы пути отступления красноармейцам, бежавшим из Архангельска. Но сил для нескольких операций не хватало. Наступлением на Онегу руководил британский полковник К. Д. М. Торнхилл. 31 июля английский отряд захватил Онегу и выступил через Чекуево на Обозерскую, но, столкнувшись с упорным сопротивлением, отступил. Основные силы экспедиции плыли на Архангельск. К вечеру 2 августа союзный флот приветствовали в Архангельске, освобожденном подпольщиками. Фрезер через много лет вспоминала этот вечер: «…появился первый корабль флотилии, за ним – другие. Тут были все флаги: русские, английские, французские, американские. Они медленно и величественно шли друг за другом в четком строю на розовом фоне заходящего солнца. Толпа на мгновение, затаив дыхание, замерла, а потом раздались приветственные возгласы, становившиеся все громче и громче с каждым появлявшимся кораблем. Звуки наших голосов отражались эхом от воды и достигали слуха людей, стоявших на палубах. Они тоже кричали нам, махая головными уборами. Никогда еще берега нашей реки не видели столь величественной армады. Я не забуду ни этого волнующего зрелища, ни слов пожилой женщины рядом со мной. По ее лицу текли слезы, и она, крестясь, повторяла: “Слава тебе, Господи…” Так началасьсоюзническая интервенция»[112]. Рады были и союзники. Министр иностранных дел Франции С. Пишон восторженно поздравлял Нуланса: «Объявление о занятии без боя Архангельска союзными войсками <…> является первым результатом интервенции в Северную Россию, за которую вы выступали с самого начала, и ваши настойчивые, но всегда разумные и энергичные действия привели к успеху. Я счастлив предоставленной возможностью выразить вам мои личные поздравления и объявить вам благодарность Правительства за осмотрительность и смелость, с которой вы осуществили такую важную и трудную миссию»[113].